"Ален Рене Лесаж. Похождения Жиль Бласа из Сантильяны [И]" - читать интересную книгу автора

было еще и четырнадцати лет. Я направился в Арагонию и, прося милостыню,
добрался до Сарагоссы. Там я примкнул к нищим, которые вели довольно
счастливую жизнь. Они научили меня притворяться слепым, прикидываться
калекой, приклеивать к ногам фальшивые язвы и т.п. Утром мы готовились к
своим ролям, как актеры, собиравшиеся играть комедию. Затем каждый спешил
на определенный пост, а вечером мы опять сходились и по ночам бражничали
за счет тех, кто днем оказывал нам милосердие. Однако мне наскучило жить
среди этого жалкого отребья и захотелось попасть в общество более
порядочных людей, а потому я примкнул к шулерам. Они обучили меня всяким
ловким приемам. Но нам вскоре пришлось покинуть Сарагоссу, так как мы
повздорили с одним судейским, который нам покровительствовал. Каждый пошел
своей дорогой. Чувствуя призвание к отважным предприятиям, я присоединился
к шайке смельчаков, собиравших дань с путешественников, и так полюбился
мне их образ жизни, что я с тех пор и не помышлял искать лучшего. А
потому, господа, я весьма благодарен своим родителям за то, что они столь
дурно со мной обращались; воспитай они меня с несколько меньшей
жестокостью, я, без сомненья, был бы теперь жалким мясником и не имел бы
чести состоять вашим податаманьем.
- Господа, - сказал тогда молодой разбойник, сидевший между атаманом и
податаманьем, - я не стану хвастаться, но моя история гораздо забавнее и
запутаннее тех, которые мы только что прослушали. Убежден, что вы с этим
согласитесь. Я обязан жизнью крестьянке из окрестностей Севильи. Спустя
три недели после моего появления на свет, ей, как женщине молодой,
чистоплотной и пригодной в мамки, предложили кормить другого младенца. То
был единственный сын одной знатной семьи, только что родившийся в Севилье.
Мать охотно приняла это предложение и отправилась за ребенком в город. Ей
доверили малютку. Не успела она принести его в деревню, как, найдя
некоторое сходство между ним и мной, задумала подменить высокородного
младенца собственным сыном, в надежде, что я когда-нибудь отблагодарю ее
за эту услугу. Отец мой, будучи не совестливее всякого другого
крестьянина, одобрил этот обман, они обменяли наши пеленки, и таким
образом сын дона Родриго де Эррера был отправлен вместо меня к другой
кормилице, а я был вскормлен собственной матерью под чужим именем.
Что бы ни говорили про инстинкт и силу крови, но родители маленького
дворянина легко дались на обман. У них не возникло ни малейшего подозрения
относительно того, что с ними проделали, и до семилетнего возраста они
постоянно нянчились со мной. Имея в виду сделать из меня безупречного
кавалера, они приставили ко мне всевозможных учителей; но даже самым
опытным из них иной раз попадаются ученики, от которых нельзя добиться
проку; я принадлежал к числу последних: у меня не было никакой склонности
к светскому обхождению, и еще меньше пристрастия к наукам, которые мне
пытались преподать. Я предпочитал играть со слугами, к которым
беспрестанно бегал на кухню и в конюшни. Впрочем, игра не долго оставалась
моей главной страстью: мне не было еще и семнадцати лет, как я начал
ежедневно напиваться. При этом я приставал ко всем служанкам в доме. В
особенности привязался я к одной кухонной девке, которую счел достойной
своих первых ухаживаний. Это была толстощекая бабенка, веселый нрав и
дородность которой пришлись мне очень по сердцу. Я любезничал с ней столь
неосторожно, что даже дон Родриго это заметил. Он сделал мне строгий
выговор, попрекнув в низких наклонностях, и, опасаясь, как бы его укоры не