"К.Н.Леонтьев. Средний европеец как орудие всемирного разрушения " - читать интересную книгу автора

Монахи).
Нынешний анархический коммунизм, с одной стороны, есть не что иное, как все
тот
же эгалитарный либерализм, которому послужили столькие умеренные и легальные
люди XIX века, все то же требование неограниченных ничем личных прав, все тот же
индивидуализм, доведенный до абсурда и преступления, до беззакония и злодейства;
а с другой стороны, именно потому, что он своим несомненным успехом делает
дальнейший эгалитарный либерализм непопулярным и даже невозможным, он есть
необходимый роковой толчок или повод к новым государственным построениям не
либеральным и не уравнительным. Когда мы говорим - не либеральным, мы говорим
неизбежно тем же самым не капиталистическим, менее подвижным в экономической
сфере построениям, а самая неподвижная, самая неотчуждаемая форма владения есть
бесспорно богатая, большою землею владеющая община, в недрах своих не
равноправная относительно лиц, ее составляющих[8].
Вероятно, к этому и ведет история те государства, которым предстоит еще цвести,
а не разрушаться.
Прочное землевладение и подвижной капитализм находятся, как известно, в
существенном антагонизме, и утвержденное землевладение сдерживает метание туда
и
сюда капитала, обуздывает его, делает весь строй общественный менее подвижным (а
вследствие того и государство более прочным); преобладание подвижного капитала
способствует гибели прочного землевладения (а вследствие того позднее и
государства), ибо делает весь строй общественный слишком подвижным. Поэтому,
воюя противу подвижного капитала, стараясь ослабить его преобладание,
архилиберальные коммунисты нашего времени ведут, сами того не зная, к уменьшению
подвижности в общественном строе, а уменьшение подвижности - значит уменьшение
личной свободы, гораздо большее противу нынешнего ограничение личных прав А раз
мы сказали уменьшение личных прав, мы сказали этим - неравноправность, ибо
нельзя же понимать это в смысле всеобщего, однообразного и равномерного
уменьшения прав; это было бы опять то же равенство, это форма крайнего равенства
- невозможная, по законам социальной механики, и никогда и нигде не бывалая.
Сказавши же неравноправность и некоторая неподвижность (устойчивость), мы этим
самым говорим" сословия горизонтальные и группы вертикальные (провинции, общины,
семья, города), неравномерно одаренные свободой и властью.
Если же анархисты и либеральные коммунисты, стремясь к собственному идеалу
крайнего равенства (который невозможен), своими собственными методами
необузданной свободы личных посягательств, должны рядом антитез привести
общества, имеющие еще жить и развиваться, к большей неподвижности и к весьма
значительной неравноправности, то можно себе сказать вообще, что социализм,
понятый как следует, есть не что иное, как новый феодализм уже вовсе недалекого
будущего. Разумея при этом слово феодализм, конечно, не в тесном и специальном
его значении романо-германского рыцарства или общественного строя именно времени
этого рыцарства, а в самом широком его смысле, т. е в смысле глубокой
неравноправности классов и групп, в смысле разнообразной децентрализации и
группировки социальных сил, объединенных в каком-нибудь живом центре духовном
или государственном; в смысле нового закрепощения лиц другими лицами и
учреждениями, подчинение одних общин другим общинам, несравненно сильнейшим или
чем-нибудь облагороженным (так, например, как были подчинены у нас в старину
рабочие селения монастырям).
Теперь коммунисты (и, пожалуй, социалисты) являются в виде самых крайних,