"Леонид Леонов. Саранча" - читать интересную книгу автора

людям, столь близким по склонностям, - жестко улыбнулся Маронов и вдруг
рявкнул: - Стыдитесь, гражданин, ступайте!.. там не убивают!
Он был зол, он был даже яростен в этот день, Маронов; втайне он
несколько пугался обстановки, в которую попал. Помимо сил явных, стихии и
людей, вокруг него действовали незримые политические силы. То дехкане, на
убеждение которых он тратил недели, оказывались размагниченными в сутки; то
таинственная рука снимала цветные флажки, которыми он размечал зараженные
или отравленные пространства; то, хотя и в малых количествах, пропадал яд,
предназначенный на шистоцерку... Когда в соседнем кишлаке при весьма
загадочных обстоятельствах умер больной дехканин, тот самый, который в
памятный день приезда встретился Маронову на берегу Аму, чусар нарочно
поехал туда на вскрытие; он знал наверняка, что встретит и его юную жену.
Вскрытие происходило в ковровой мастерской; на станок уложили доски, но
получился наклон, тело сползало, а [558] врач торопился. Маронов удалил из
мастерской всех, кроме голосившей кучки родных, которых сюда пригнало,
по-видимому, более любопытство, чем горе.
- ...отравление мышьяковистым натром. Характерное изъязвление стенок
желудка, - тихо сказал врач.
- Но они кричат, что он умер от порошков, выданных с вашего
медпункта! - повысил голос Маронов.
- Чего вы сердитесь? - устало пожал тот плечами. - Мышьяк был примешан
в порошки... тут и догадываться не о чем! Я уже смотрел эти порошки,
товарищ.
Острая догадка вошла Маронову в разум; обернувшись, он внимательно
поглядел на молодую жену покойного, стоявшую позади и кричавшую больше всех;
он не сводил с нее глаз, и неискусные слезы ее мгновенно высохли, а следом
за нею умолкли и остальные. Видимо, родне известно было кое-что в этой
истории. Сейчас молодая была особенно хороша, точно выхваченная из сказок
Шехерезады. При всем различии характеров и обстоятельств, Маронову казалось,
что через глаза этой вдовы он различает какие-то скрытые черты Иды Мазель.
Он смотрел на туркменку до тех пор, пока не задрожали ее колени и не повяла
ее царственная краса; виноватая краска проступила в смуглой коже ее щек и
лба... Но почему же ей понадобилось свалить смерть мужа на советские
лекарства? И вдруг ему в память пришли рассказы Мазеля о классовой борьбе,
на которые он усмехался раньше с недоверием беспартийного. Он вспомнил
собственный свой опыт в Кендерли, при мобилизации ишаков для
противосаранчового транспорта, когда его встречали выстрелами в байских
воротах, и гадливо усмехнулся неуклюжей хитрости, которою обходил его враг.
Он возвращался шагом и все дивился, как не надоумилось байство отравить
колодцы пастухов, - бочки с ядом зачастую стояли открытыми; он возвращался
шагом и только поэтому опоздал к скандалу, который в его отсутствие
разразился в Кендерли. Улицу запрудила толпа, молчаливая и настороженная, а
в центре ее кричал что-то невысокий коренастый красноармеец, туркмен-теке,
один из присланных сюда по разверстке. Чусар слез с лошади и протискался в
людскую гущу, тотчас сомкнувшуюся за ним. Было нетрудно догадаться: в руке
красноармейца еще дрожала змееподобно ременная камча; а на земле, хныкая и
закрыв лицо руками, сидел старый кен- [559] дерлийский мулла. Заслышав
нового человека, он приоткрыл свое круглое и рябое, как, наверно, у Евы в
старости, лицо и осторожно подвинулся, давая место чусару.
- За что ты ударил старика? - спросил Маронов и тотчас с укором