"Леонид Леонов. Саранча" - читать интересную книгу автора

- Черт знает, какая пакость!
Акиамов был огромен, желт и волосат; это его деды старозаветными
клычками отбивались на Геок-Тепе от искусных скобелевских пушек.
Предисполкома читал донесение из района и подчеркивал каждое слово толстым
красным карандашом. Так, пламенея, бумага намекала ему на необходимость
своевременного отвода подкулачников из аулсоветов ввиду предстоящей
перевыборной кампании. Он хмурился. Туркмения тех лет имела столько фронтов,
сколько было месяцев в году; он хмурился потому, что Мазель уже полчаса
терзал его слух историей батрака Хош-Гельды. Он хмурился, но обычная усмешка
сочилась из его туркменских глаз, медленных и чуть закошенных назад.
- ...и никто не знает, где у него разум. Он всю жизнь ел отбросы и
только в праздник - унаш, лапшу с верблюжьим молоком и красным перцем.
Зимами он гонял хозяйские косяки на колодец Халли-Мерген. Товарищи, а?
Веснами он уходил на удой скота без жратвы и кибитки. Он носил свой тулуп,
пока от него не остался один клок шерсти, в котором не удержится и вошь. И
вот Хош-Гельды в Совете. И бай зовет в гости Хош-Гельды. И тот приходит и
ест вонючую шурпу из прошлогоднего мяса и уже забыл про все обиды. Я говорю
ему: "Сакали, он тебя сносил, как тулуп, в котором мерзнул еще и твой отец".
Я говорю...
Его рассказа о забывчивом батраке хватило бы на час, ибо тот происходил
из Кендерли, где находились главные хлопковые плантации Мазеля. Акиамов
продолжал дырявить бумагу, а Зудин, самоотверженно борясь с зевотой,
перебирал пограничные сводки, только что полученные с нарочным. Вдруг худое
и белесое лицо его сморщилось и, когда распрямилось, уже не было прежним.
Если бы [534] не бланк высокого учреждения, начальник погранотряда решил бы,
что красноармеец от жары и скуки высидел такую чепуху, но начальник умел
читать своих бойцов, как книгу, и знал заранее, что поместится в любых
обстоятельствах на той или иной странице. Сусатанский пограничник был родом
из-под Шенкурска, где не родятся шутливые и улыбчатые люди; кроме того, он
был известен как отменный мастер кавалерийской рубки. Обычно он ударял в
левую ключицу врага, и скошенная часть легко, как по смазке, сползала
наземь. И вот начальник Зудин решил, что пограничник смутился - или не
оказалось налицо вражеской ключицы, или пришелся впустую его добрый
сабельный удар.
- Читай, Берды! - озабоченно сказал Зудин, расстилая сводку перед
Акиамовым.
- "В ваш район из Афгании летит розовая туча", - прочел предисполкома,
а Мазель так и остался сидеть со ртом, раскрытым на полуфразе. Акиамов
посмотрел на обороте, но там не было ничего, кроме жирного отпечатка
чьего-то чернильного неосторожного пальца. - Красиво пишет, сукин сын... но
почему розовая?
- Ты не понимаешь, Берды?
- Замэчательно интересно. Что я, факир? - Может быть, он пугался
произнести это ответственное слово, которое через неделю нарушило привычный
ход вещей и всколыхнуло всю Туркмению.
Зудин объяснил. По должности своей он понимал все тайны вещественного
мира и уж тем более необыкновенную сусатанскую сводку; доблесть
красноармейского красноречия заключалась в его краткости. Акиамов отложил
карандаш. Очередные дела сами собою отодвигались назад, а впереди все
одинаково чуяли величайшую из драк и несравненную людскую сутолоку. В минуту