"Леонид Леонов. Туатамур" - читать интересную книгу автора

унынье. Мы называем эту равнину - Улуг-Ана, потому что она родит великих. Я
знаю - сам Чингис не смог бы докинуть копья до ее края. Первые брызги дождя
упали мне на лицо и руки, держащие поводья.
Я почуял так: к сердцу присосалась пустота. Я ударил себя в грудь,
потом ударил коня. Орда пошла быстрее.
В середине мелко и глухо зарычал барабан. Тяжело по влажной равнине,
заросшей сукаем, стелилось мерное дыханье наше.

V

Вот слева, на путь двадцати алачей, гора, а где-то справа луг. Мы на
голом, мокром и красном, как обожженная глина, песке.
Вот слева стало две горы, а не одна, вдруг. Мудрый знает: гора родит
гору. Верный верит: когда Худда рассердится на людей, он спустит на них
горы. Сильный [148] скажет: болсун шулай... Эй, Худда, беним юраклы алаимны
сакла!
Я остановился на день. Для победы нужны хлеб, стрелы и отдых. И еще
милость Худды. Кто думает иначе - тому первое копье в грудь. Дождь бьет в
полотно моего походного шатра. За кибиткой звучно жуют кони. Сквозь частые
удары дождя слышу, как в третьей по первому ряду палатке ругается со своей
Хатимэ, которая стала старой, кутлыбек Гайсан. У Гайсана спина широка, как
расстояние между колесами арбы. Эвва, Гайсан!
...Сегодня тринадцатый день похода.
Барабаны дождя выбивают тревогу, но взгляд покоен мой. Мне поет песню
Бласмышь. У нее маленькие груди, а глаза - как полевые мышата. Я не люблю
ее, но мне приятно слушать песни, которые поет она. Вот она поет, и
покрывало ее, подобно белой кошке, прилегает к ее ногам. Бласмышь -
красивейшая из тысяч, Ытмарь - из ста тысяч!
А я пью бол из деревянного иракского в серебре ковша, и мне хорошо.
Никто не сказал: "Я видел спину Туатамура-воителя". Никто не скажет, эйе!
...Вчера, в полдень осеннего дня, я выехал вперед искать следы. Я нашел
в поле мертвую голову человека. Дожди вымыли кость. Ветер и пыль отчистили
ее до блеска. Она была бела, как зуб молодого коня. Я ударил кость копьем,
ибо не смеет мертвый глядеть в живого глазами, как у покорителя. Тогда из
кости выскочил крот. Он не успел отбежать на полторы стрелы. Я наступил на
него конем, ибо не должен жить в голове человека крот. Со мной была Ытмарь.
Я сказал:
- Кто-нибудь прицелится хорошо, и я вот так же лягу под голой луной,
посередь чужого поля, головой в закат...
Сказала Ытмарь:
- И я.
Сказал я:
- Но я не буду умирать. Я буду слушать потрескиванье дерисунха. Я буду
гадать по ночному небу о судьбе тех, у кого есть судьба, если ворон оставит
мне глаза...
Ытмарь сказала:
- И я.
Вот песня, которую поет Бласмышь: "Мне даст Худда бело-пурпурные
шаровары и туфли, вышитые, как хаканский тубетей. Мне скажет Худда: [149]
пляши, ханым! И я закружусь, как ветер вкруг копья, и перегнусь, как сабля