"Леонид Максимович Леонов. Взятие Великошумска " - читать интересную книгу автора

обрядинском животе, чуть повыше поясного ремешка... Башнер стоял смирно,
[195] руки по швам и выпятив грудь так, чтобы по возможности натянулось на
груди сукно шинели. Он даже попытался стать бочком к командиру корпуса, но в
ту же минуту что-то живое выглянуло из-за борта обрядинской шинелишки.
- Ну-ка, посветите, капитан. Что за живность у тебя, Обрядил?
- Это Кисo... товарищ гвардии генерал-лейтенант, - виновато, упавшим
голосом признался тот.
И вот решительно невозможно стало для начальства покинуть это место, не
повидав старинного сослуживца. Не дожидаясь прямого приказания, Обрядин
достал из-за пазухи свой секрет. Маленькое сероватое существо, ежась от
холода и дремотно щурясь на свет, лежало в огромной правой ладони танкиста;
левою он прикрывал его от простуды, так что хвост и ноги оставались под
угревой мокрого обрядинского рукава.
- Ну, здравствуй, беглец. Что, разве плохо тебе жилось у меня? - тихо
произнес генерал; и уж такой установился в штабе у них обычай - непременно,
при каждой встрече, почесать у котенка за ухом. - А тощий он стал у тебя...
верно, яичницами кормишь. Ишь, все ребра наперечет!
- От нервной жизни... товарищ гвардии генерал-лейтенант, - постарался
оправдаться Обрядин. - Ведь все в боях да в боях...
...Гвардейский корпус Литовченки всегда ставили на главное направление
армейского удара. Его молниеносный маневр и свирепые рейды по тылам врага
изучались в академиях не только на его родине. Ветреная военная слава свила
себе гнездо на пыльных или обрызганных кровью надкрылках его танков, а
горячие головы, что имелись там в каждой роте, собирались помыть их в
заграничной рейнской водице... Пятеро таких товарищей, на короткую минутку
сойдясь в кружок, а остальные через их плечи - пристально глядели на
домашнего зверька, который мигал и встряхивал головой, когда снежинка
залетала в глаз. Вряд ли то была нежность к безответному спутнику
героических скитаний; она давно истаял горьким дымком из их огрубелых
сердец, - даже не жалость! Но именно на этом теплом комочке жизни,
напоминавшем о покинутом доме, о милых в далеком [196] тылу, на которых
замахнулся Гитлер, сосредоточилась их глубокая солдатская человечность...
Снег переставал, шерсть на котенке смокла, он становился похожим на ежа.
Светало, и когда генерал взглянул на часы, он уже без помощи науки и техники
разглядел стрелки.
- Ладно, - сказал он, и офицер связи побежал вперед предупредить, чтоб
заводили машины. - Тезке выговор, чтоб помнил, какая правая и какая левая
сторона. Через недельку надеюсь услышать о вас, товарищи. Всё.
Прижав подбородок к воротнику, он медленно, против ветра, двинулся
назад. Штабной офицер, на котором лежала приемка эшелонов, докладывал в
подробностях, когда прибывают очередные, кто именно, по фамилиям и
должностям, срывает график движения и откуда должны подать недостающие
паровозы... Посерело, когда они подошли к машинам.
Холодная влага с вечера проникла в хромовые генеральские сапоги, но он
постоял еще здесь, прежде чем перелезть высокий, неудобный порог своего
"виллиса". Что привлекало его внимание в этой равнине, нынешнюю
безотрадность которой не могли скрасить и причуды недавней метели?.. По
белесому покрову полей проступали черные дороги; больше ничего там не было,
кроме головешек от сожженных селений.
- Здравствуй, зазимок, - непонятно произнес Литовченко, и у всех, кто