"Леонид Максимович Леонов. Взятие Великошумска " - читать интересную книгу автора

мучительно знакомый голос, и почему-то генералу вспомнилось, что еще не
обедал за истекшие сутки. - Надоть его на перламутровую пуговицу.
- Это как же так... на пуговицу? - спросил генерал, единственно, чтобы
еще раз услышать голос.
- А как муху ловят. Взять простую пуговицу, от рубашки, скажем, о
четырех дырочках... и обыкновенно крутить у мухи перед глазами, пока она не
начнет вроде вянуть. А там берут осторожно за крылышки, чтоб не взбудить, и
поступают по строгому закону... Так, что ль, милый Вася?
Шутка относилась, конечно, к маленькому Литовченке. Тот не отвечал:
опустив голову, он уставился на руку свою, обмотанную тряпкой. Этим он как
бы клал конец публичному обсуждению своей сокровенной обиды.
- Значит, гордый ты, тезка, - одобрительно засмеялся генерал. - Это
хорошо. Мне и нужны такие, гордые и злые. Войну видал?
- Только в кино... товарищ гвардии генерал-лейтенант.
- Ну, скоро увидишь... Ладно, оставьте его. Посмотрим, что он за
вояка!.. - И повернулся к подсказчику, чтоб удовлетворить возникшее
любопытство.
Они стояли перед ним все одинакие, на одно лицо, в одеревенелых от
мокроты шинелях и набухших водою сапогах. И все же человек этот, казавшийся
старше других, заметно выделялся в их ряду; здесь [194] опять пригодилась
мигалка адъютанта. И хотя танкист был теперь в усах и к тому же немедленно
опустил озороватые, себе на уме, глаза, сразу видно было, что личность эта
вела образ жизни, навлекающий подозренье в смысле пристрастия к некоторым
крепким напиткам... Нельзя было не узнать его, бывшего повара из штаба
корпуса, который мог бы прославиться и во всеармейском масштабе, если бы не
роковая любознательность к жидкостям. Она не только помешала ему
продвигаться по служебным ступеням, но и удержаться на достигнутых высотах;
падение случилось как раз после Россоши, когда кладовые штабной столовой
значительно пополнились трофейным продовольствием. Итальянский вермут,
французское шампанское, венгерский токай и даже тухлый немецкий ром
принялись наперегонки сохнуть в его присутствии, а глазуньи, которыми он
ограничил круг своей деятельности, приобрели столь броневые вкус и
прочность, что офицеры диву давались, до чего можно довести обыкновенное
куриное яйцо. Ему давали советы подкидывать эти злодейские яичницы
неприятелю, чтоб калечились на них, но он не внял деликатным
предупреждениям, и тогда пришлось откомандировать его вовсе из управления
корпуса, что не вызвало ни ропота, ни удивления с его стороны.
- А ведь это ты, Обрядин, - вместо приветствия весело сказал генерал. -
Ну, кем воюешь, как живешь?
- Башнером на двести третьей... товарищ гвардии генерал-лейтенант. Вот
прибаливаю маненько, - сиплым баском сообщил он, желая этим выразить степень
своего раскаянья.
- Так... И болезнь все та же?
Обрядин не ответил и лишь облизал пышный ус, чтоб скрыть усмешку, какая
была и у генерала.
- Что ж, выздоравливай, - пожелал генерал и уже собирался отойти,
потому что не на одной только этой станции происходила выгрузка его
хозяйства. Да еще предстояло по пути в район сосредоточения заехать в штаб
армии и, кроме того, расспросить кое о чем дежурного офицера из штаба. И тут
бросилось ему в глаза странное, даже неуместное для солдата, шевеленье на