"Леонид Максимович Леонов. Взятие Великошумска " - читать интересную книгу автора

которых Гитлер убил отцов... Они сядут за стол и будут молчать, пока не
обвыкнутся после разлуки, и, наверно вся улица, прослышав о таком госте,
соберется под окошками Кулькова, и хозяин станет спрашивать его о самом
сокровенном человеческом на свете. А там, расположась на часок-другой, можно
будет выжечь простуду из тела какой-нибудь ядовитой домашней настойкой... И
вот началась и потекла долгожданная горячая беседа, и он сам сидел перед
Литовченкой, добрый великошумский старик, подливая ему в тоненькую рюмочку.
Тем более странно было, что у Кулькова вдруг оказалось лицо адъютанта...
Ленивый струйчатый жар поднимался из мокрых хромовых сапог и подступал к
подбородку, [202]
- Василий Андреевич, - уже настойчивей повторял капитан, - я так
полагаю, стоило бы вам в хату заехать, переобуться, а то совсем свалитесь.
Майору валенки из деревни прислали, а сухие подвертки где-нибудь на селе
добудем. Тут везде наши части стоят. Завтра трудный день... похоже, гроза
собирается!
Потребовалось еще некоторое время, чтоб совсем расстаться с
великошумским миражем. Возрастающая, такая мирная издалека, в сознание
просочилась канонада. Колоколенка давно пропала; на ее месте продолговатое,
военного происхождения облако встало под горизонтом... Они ехали вдоль линии
фронта, приближаясь к нему под малым углом. Пригревало солнце, грозя к ночи
обратить все правобережье в сплошное месиво.
- Как же я в валенках к командующему заявлюсь! - сообразил наконец
генерал. - Погоди, кончим войну, назначат меня смотрителем на маяк... тогда
и заведу себе козловые сапоги со скрипом, а покарано мне, капитан. -
Возражение звучало неубедительно, и капитан упорствовал, решаясь
использовать слабость противника до конца. - Ну-ну, там посмотрим. Что-то
длинно мы едем, не сбиться бы с дороги. Вы следите за картой?
Адъютант расстегнул планшет и стал чертить ногтем по целлулоиду:
- Давеча Малый Грушевец проехали, та-ак. Нравятся мне здешние
населенные пункты... товарищ генерал. Ласковый кто-то прозванья им раздавал.
Затем балочка, только что миновали, а за нею селение под именем Райское. -
Он высунулся из машины, чтобы удостовериться. - Та-ак, похоже! - согласился
он, различив уйму пеньков между пригорками багрового щебня и золы; две
вороны, явно нездешние, транзитные, доставали себе скудный харч из-под
снега. - А ведь во всяком домике по хозяйке имелось, девчатки из окон
глазели, в каждой печи вареники... Знатная еда, говорят! В кои веки в гости
зашел, а у них покойник в доме... Нет, едем мы правильно.
И так выходило по его словам, что сейчас будут Белые Коровичи, а оттуда
двенадцать километров останется до Лытошина, где стоит штаб армии.
- Вот вы давеча, видать, сквозь сон про сердце танкиста обронили...
товарищ гвардии генерал-лейтенант, - отозвался [203] шофер, и капитан с
неудовольствием покосился на него. - А только, извиняюсь, конечно, нет во
мне теперь этого самого сердца. Не надейся и не спрашивай: нету. Нагляделся
я раз всего под Кантемировкой, машину остановил, повалился в ромашки у
дороги, плачу. И как отплакал свое, так и зажглось во мне враз, не могу себя
погасить, Так и горю... Вот еду, а дым черным столбом надо мной идет!
Значит, и другие заметили его простуду: видимо, сочувствие к командиру
располагало их к такому дружественному красноречию. Следовало заехать на
часок в Коровичи для просушки и леченья. Вскоре показалось жилье, сперва -
такая же битая скорлупа теплых мужицких гнезд, а потом, в отраду сердцу,