"Донна Леон. Смерть в "Ла Фениче" ("Комиссар Гвидо Брунетти" #1)" - читать интересную книгу автора

Ирисы, подумал он, самые ее любимые. Она поставит их в высокую голубую
вазу муранского стекла.
- Я хочу, чтобы вы оставили всю другую работу и целиком сосредоточились
на этом. Я посмотрел лист нарядов, - продолжал Патта, немало изумив Брунетти
своей осведомленностью о самом существовании данного листа, - и передал в
ваше подчинение двоих...
Только бы не Альвизе и Риверре, и я ее тогда двадцать раз подряд...
- Альвизе и Риверре. Это хорошие, серьезные работники.
В грубом переводе это означало - лояльные Патте.
- И я намерен пристально следить за вашим продвижением в этом деле. Вы
меня понимаете?
- Да, синьор, - вежливо отвечал Брунетти.
- Ну, хорошо. Пока все. У меня полно работы, и вам, полагаю, есть чем
заняться.
- Да, синьор, - повторил Брунетти, поднимаясь и идя к двери. Интересно,
каким будет заключительный аккорд. Кажется, Патта провел последний отпуск в
Лондоне?
- Удачной охоты, Брунетти!
Точно, Лондон.
- Спасибо, синьор, - невозмутимо произнес он и удалился из кабинета.


Глава 7

Весь следующий час Брунетти употребил на то, чтобы прочитать колонки
уголовной хроники в четырех ведущих газетах. "Газеттино", разумеется,
вывалила весь материал на первую полосу, рассматривая произошедшее как урон
или по крайней мере угрозу репутации города. И настаивала, что полиция
должна как можно скорее найти виновного, - не столько для того, чтобы
привлечь его к ответу, сколько ради того, чтобы смыть с имени Венеции
позорное пятно. Читая, Брунетти задумался, почему Патта схватился именно за
это издание, вместо того чтобы дождаться своей излюбленной "Л'Оссерваторе
Романо", появлявшейся на газетных прилавках после десяти утра.
"Република" трактовала события в свете последних политических передряг,
причем намеки были столь тонки, что понять их смог бы разве что журналист
или психиатр. "Коррьере делла Сера" повернула дело так, словно бы покойный
дирижер скончался в собственной постели, и посвятила целую полосу анализу
его вклада в мировую музыкальную культуру, особо упирая на ту поддержку,
которую он оказывал кое-кому из современных композиторов.
"Униту" он оставил на закуску. Как и следовало ожидать, здесь
провозглашалось то же самое, что первым пришло в голову и ему самому - что в
данном случае это возмездие, каковое - чего тоже следовало ожидать - газета
путала со справедливостью. В редакционной колонке делались прозрачные намеки
на все те же всем известные тайны "наверху", к чему приплетался, что тоже
неудивительно, бедняга Синдона[20], умерший в тюремной камере, и задавался
явно риторический вопрос, нет ли тут некой таинственной связи между этими
двумя "пугающе сходными" смертями. Брунетти не находил ни пугающего, ни
вообще какого бы то ни было сходства - если не считать того, что оба были
немолоды и умерли от цианида.
И не в первый раз за его полицейскую карьеру Брунетти пришло в голову,