"Донна Леон. Смерть в "Ла Фениче" ("Комиссар Гвидо Брунетти" #1)" - читать интересную книгу автора

службу чуть раньше девяти, узнал о событии почти таком же невероятном, как
вчерашнее: его непосредственный начальник, вице-квесторе Джузеппе Патта, уже
сидит в своем кабинете и уже полчаса как затребовал его, Брунетти, к себе.
Этот факт до его сведения довел вначале дежурный, стоявший изнутри в дверях,
потом - полицейский, встреченный на лестнице, затем - его собственный
секретарь и еще двое коллег - комиссаров городской полиции. Не торопясь,
Брунетти просмотрел почту, справился на коммутаторе, не было ли ему звонков,
после чего все-таки спустился по лестнице в кабинет начальства.
Кавальере Джузеппе Патту командировали в Венецию три года назад- чтобы
влить свежую кровь в систему уголовной полиции. В его случае кровь была
сицилийская и с венецианской, как выяснилось, несовместимая. Патта имел
ониксовый мундштук и, поговаривали, при случае щеголял тростью с серебряным
набалдашником. И хотя первый вызвал у Брунетти недоумение, а вторая и вовсе
смех, он не торопился с выводами, считая, что, только поработав с человеком
какое-то время, можно понять, что на самом деле означают эти кокетливые
причиндалы. В ежедневный распорядок работы вице-квесторе входило
продолжительное утреннее сидение за чашкой кофе - летом на террасе в
"Гритти", а зимой - в кафе Флориана. Обедал он у Чиприани или в "Баре
Гарри", а часам к четырем обычно подводил итог дневным трудам, полагая, что
поработал на славу, - мнение, разделяемое, правда, лишь немногими
сослуживцами. А еще Брунетти быстро усвоил, что обращаться к Патте
полагалось, причем всегда и независимо от повода, "вице-квесторе", а то и
"кавальере", причем происхождение данного благородного титула представлялось
в высшей степени сомнительным. Мало того, применительно к себе он неизменно
требовал местоимения "вы", предоставляя черни обращаться друг к дружке без
чинов и на "ты".
Патта предпочитал не вдаваться в разные неприятные подробности
преступлений и прочую чепуху. Одним из немногих зол, способных заставить его
запустить персты в свои роскошные кудри, была пресса, время от времени
бросавшая полиции упреки в том, что она-де недостаточно хорошо справляется
со своими обязанностями. Причем обстоятельства, из которых делался подобный
вывод, особой роли не играли: это мог быть ребенок, просочившийся сквозь
полицейский кордон, чтобы сунуть цветок заезжей знаменитости, но с тем же
успехом на данное умозаключение журналиста могли навести африканцы, в
открытую торгующие наркотиками прямо на улице. Достаточно было
предположения, даже малейшего намека на то, что полиция не держит граждан за
глотку железной рукой, чтобы вызвать у Патты приступ обвинений и попреков, -
большая их часть изливалась на головы трех подчиненных ему комиссаров. Свой
гнев он обычно облекал в форму предлинных меморандумов, в коих упущения
полицейских выставлялись преступлениями куда более гнусными, чем те, что
непосредственно совершались преступным элементом.
А еще все знали, что после каждого выступления прессы Патта объявлял
"крестовый поход против криминала", причем всякий раз выбирался какой-то
один вид преступной деятельности - как гурман за роскошным столом выбирает
самый изысканный десерт - и громогласно декларировалось, что на неделе
данное преступление будет искоренено полностью - ну, на худой конец, сведено
к минимуму. Читая о результатах последней такой "войны" - эту информацию он
мог получить исключительно из той же прессы, - Брунетти невольно вспоминал
сцену из "Касабланки"[19] - с приказом "задержать всех обычных
подозреваемых". Так все и делалось - отлавливали нескольких подростков,