"Евгений Ленский. В цепи ушедших и грядущих" - читать интересную книгу автора

Слава взорвался.
- Да, да! Уверен, что вы иногда завышаете оценки.
Семен Семенович встал, принял стойку "смирно". Пиджак был застегнут на
все пуговицы.
- Я двадцать один год преподаю в школе. Двадцать один год учу детей не
только правилам математики. Я учу их взгляду на жизнь, правде, да, да,
правде! И большинство моих учеников идет по жизни прямыми, а не ломаными
линиями. И вот... Извините, Николай Петрович, я допускаю, что наш молодой
коллега погорячился, но все же прошу разрешения выйти, передохнуть от этого
тягостного для меня разговора.
Как только за ним закрылась дверь, педсовет взорвался.
- Позор! - кричала химик Аделаида Ивановна. - Оскорбить старого
заслуженного человека! И кто? Мальчишка! Вы не годитесь в учителя!
- Вы, конечно, годитесь, - с горечью сказал Слава. - Недаром ученики
говорят: "Химичка Ада - другой не надо!" Знаете почему?
Аделаида Ивановна, крупная, очень красивая женщина лет тридцати пяти,
хотела еще что-то сказать, но Слава закричал, уже не сдерживаясь:
- А потому, что вашу химию никто не знает и не учит. Тройка все равно
будет. Они так и говорят: - Мы из всей химии одну косметику знаем - по Аде!
Большие глаза Аделаиды Ивановны наполнились слезами. Всхлипнув, она
кинулась к дверям.
На минуту установилась тягостная тишина. Ее прервал Николай Петрович.
- Нехорошо! - сказал он. - Очень нехорошо. Независимо от того, что наш
молодой товарищ неправ, он еще груб и невоспитан. Никакие скидки на
молодость!.. Я полагаю, вы не преминете извиниться перед обоими уважаемыми
педагогами? Категорически, так сказать, на этом настаиваю. И еще одно,
Станислав Петрович. Ни вам, ни мне, ни педсовету не дано права решать, что
ученику надо знать, а что не надо. И если в его образовании появится дыра,
это будет ваша вина.
- Липовые тройки ставить, чтобы искупить свою вину?
Николай Петрович долго смотрел на разозленного Славу.
- Педсовет закрывается, товарищи. Станислав Петрович, вы успокойтесь, а
через полчасика попрошу ко мне. Разговор у нас будет неприятный, но
откровенный. Без полной откровенности нам больше нельзя, надеюсь, вы это
понимаете.
Полчаса, данные ему директором, Слава провел в школьном садике, выкурив
за это время три сигареты. Мысль, что в поставленной двойке виноват учитель,
отдавала демагогией. Но что оскорбил он Семена Семеновича и Аделаиду грубо
и, пожалуй, незаслуженно, было несомненно. И все эти полчаса Слава то ругал
себя, то ожесточенно защищался, то опять раскаивался.
- Извинюсь, конечно, - решил он наконец, - но с двойками буду
принципиален до конца! - И с этим похвальным намерением он вошел к
директору.
Николай Петрович спокойно и сухо пригласил его сесть. И уже с первых
его слов Славе вдруг стало так грустно и обидно, что впору расплакаться.
- Вы понимаете, - сказал директор, - что уволить вас я не могу,
поскольку вы молодой специалист. Кроме того, я сторонник скорее терапии,
нежели хирургии. Но ко мне уже приходили, - он замялся, словно подбирая
слово, - ваши коллеги. Вы, так сказать, вызывающе, да-да, вызывающе
противопоставили себя коллективу. Вам будет очень трудно...