"Джон Леннон, Пол Маккартни, Джордж Харрисон, Ринго Старр. Антология "Битлз"" - читать интересную книгу автора

никогда не связывались, а если случайно сталкивались с ними, то я и мои
товарищи просто убегали (75).
Банда, которую я собрал, промышляла магазинными кражами и стаскивала
трусики с девчонок. Когда нас ловили с поличным, попадались все, кроме меня.
Иногда мне становилось страшно, но из наших родителей только Мими ни о чем
не подозревала. Большинство учителей ненавидело меня всей душой. Я взрослел,
наши выходки становились все отчаяннее. Теперь мы не просто тайком набивали
карманы конфетами в магазинах - мы ухитрялись утащить столько, что потом
перепродавали краденое, к примеру сигареты (67).
На самом деле никакой я не крутой. Но мне всегда приходилось носить
маску крутого, это была моя защита от других. На самом деле я очень ранимый
и слабый (71).
Пожалуй, у меня было счастливое детство. Я вырос агрессивным, но
никогда не чувствовал себя несчастным. Я часто смеялся (67).
Мы [муж Мими и я] неплохо ладили. Он был славным и добрым. [Когда] он
умер, я не знал, как вести себя в присутствии людей, что делать, что
говорить, и потому убежал наверх. А потом пришла моя кузина и тоже
спряталась наверху. С нами случилась истерика. Мы смеялись как сумасшедшие.
А потом мне было очень стыдно (67).
Мими по-своему воспитывала меня. Она хотела сохранить дом и, чтобы не
разориться, сдавала комнаты студентам.
Она всегда хотела, чтобы я стал регбистом или фармацевтом. А я писал
стихи и пел с тех пор, как поселился у нее. Я постоянно спорил с ней и
твердил: "Послушай, я художник, не приставай ко мне со всякой математикой.
Даже не пытайся сделать из меня фармацевта или ветеринара - на такое я не
способен".
Я часто повторял: "Не трогай мои бумаги". Однажды, когда мне было
четырнадцать лет, я вернулся домой и обнаружил, что она перерыла все мои
вещи и выбросила все стихи. И я сказал: "Когда я стану знаменитым, ты еще
пожалеешь о том, что натворила" (72).
Я не раз слышал такие стишки... ну, от которых сразу возбуждаешься. Мне
стало интересно узнать, кто их пишет, и однажды я решил попробовать написать
такой стих сам. Мими нашла его у меня под подушкой. Я объяснил, что
переписал его специально для одного мальчишки, у которого плохой почерк. Но
на самом деле, конечно, я написал его сам (67).
Когда я сочинял серьезные стихи, а позднее стал изливать свои чувства,
я записывал их тайным почерком, каракулями, чтобы Мими не смогла разобрать
его (67).
Моя мать [Джулия] однажды зашла к нам. Она была в черном пальто, по ее
лицу текла кровь. С ней что-то случилось. Этого я не вынес. Я думал: "Вот
мама, и у нее все лицо в крови". Я убежал в сад. Я любил ее, но не хотел
вникать, что к чему. Наверное, в нравственном отношении я был трусом. Я
стремился скрывать свои чувства (67).
Джулия подарила мне первую цветную рубашку. Я начал бывать у нее дома,
познакомился с ее новым приятелем и понял, что он ничтожество. Я прозвал его
Психом. Для меня Джулия стала чем-то вроде молодой тети или старшей сестры.
Взрослея, я все чаще ссорился с Мими и потому на выходные уходил к Джулии
(67).
[Психа звали] Роберт Дайкинс или Бобби Дайкинс. Этот ее второй муж -
так и не знаю, вышла она за него замуж или нет, - был тощим официантом с