"Джон Леннон, Пол Маккартни, Джордж Харрисон, Ринго Старр. Антология "Битлз"" - читать интересную книгу автора

было уроков музыки. А папа всегда обращал мое внимание на такие вещи, как,
скажем, чередование аккордов в начале "Stairway To Paradise". Позднее он
уговаривал нас, "Битлз", разучить эту песню. А мы отвечали: "Папа, "Лестницу
в небо"? Ну что ты!"
Недавно мы слушали одну из моих ранних песен, "Like Dreamers Do" ("Как
это бывает с мечтателями"). Мы с Джорджем переглянулись, и он заявил: "Это
влияние твоего отца, "Лестница в небо". Выходит, своей музыкальностью я во
многом обязан отцу.
Помню, к отцу часто приходил один знакомый, и папа всегда говорил: "Вот
он действительно умеет играть". Этого знакомого пианиста звали Фредди
Риммер. Позднее я разговорился с ним, и он объяснил, что вовсе не считает
себя великим. Но в детстве мне казалось, что он берет особенно насыщенные,
сочные аккорды, каких я еще никогда не слышал. Он играл некоторые песни из
репертуара моего отца, "Чикаго" и многие старые джазовые вещи. Их
интересовали забавные музыкальные заставки, а они об этом не подозревали.
Папа был неплохим пианистом-самоучкой, но, поскольку его никто не учил
играть, он всегда отказывался учить меня. Я просил: "Поучи меня немножко", а
он отвечал: "Если хочешь учиться, учись, как полагается". Это старое
правило: хочешь что-нибудь уметь - найди учителя. Я был бы только рад, если
бы моим учителем стал папа, но я понимал, почему он отказывается. В конце
концов я научился подбирать мелодии по слуху, как делал он. Потом я взял
несколько уроков, но с этим у меня всегда возникали трудности - в основном
потому, что я не был знаком с учительницей и чувствовал себя не в своей
тарелке в доме пожилой дамы, где все дышало старостью. Мне от этого
становилось неловко. Я был еще совсем ребенком. Мне нравилось то, что она
показывала мне, но потом она начинала перечислять задания на дом: "К
следующей неделе вам придется выучить это и это". Мало того, что мне
приходилось бывать на уроках, так мне еще и задавали домашние задания! Это
была настоящая пытка. Я терпел ее четыре или пять недель, а потом домашние
задания стали настолько трудными, что я не выдержал. Я так и не научился
музыкальной грамоте и чтению нот, но смутно подозреваю, что это умение могло
бы многое изменить в моей жизни.
Отец написал песню - насколько мне известно, всего одну, - и много лет
спустя я сказал: "Папа, помнишь песню, которую ты написал - "Walking In The
Park With Eloise" ("Гуляя в парке с Элоизой")?" Он возразил: "Я не написал
ее, а просто подобрал". Я все равно рассказал ему, что записал эту песню
вместе с друзьями в Нэшвилле. Одним из этих друзей был Чет Аткинс, а он
привел Флойда Крамера. Мы собрались и сделали эту запись специально для
моего отца.
Папа твердил: "Учись играть на пианино, тогда тебя будут приглашать на
вечеринки". Сам он всегда играл в Сочельник - в этот праздник наша семья
устраивала большие вечеринки. Праздников лучше, чем эти, я не помню, в такие
дни все мы собирались вместе.
Нам, детям, позволяли помогать, стоя за "стойкой бара" - несколькими
ящиками, приставленными к столу. Нам объясняли, что если кто-нибудь попросит
"джин с тем самым", это значит джин с мартини, а если "черный ром" - это
значит ром с черносмородинной наливкой. Нас учили всему: "Если попросят
пива, наливайте его вот из этого бочонка, а если некрепкого вина - оно стоит
вот здесь". И это было здорово, потому что все веселились напропалую. Старый
дядя Джек, страдающий одышкой, говорил: "Ладно, сынок, а вот это ты