"Владимир Ильич Ленин. Материализм и эмпириокритицизм" - читать интересную книгу автора

действительного опыта с рассуждением о нем" (цит. статья, S. 382).
Ибо имманенты (Шуппе, Ремке, Леклер, Шуберт-Зольдерн), сами
отмечающие - как увидим ниже - свое горячее сочувствие Авенариусу, исходят
как раз из этой идеи о "неразрывной" связи субъекта и объекта. А В.Вундт,
прежде чем разбирать Авенариуса, показал подробно, что имманентная философия
есть лишь "модификация" берклианства, что, как ни отрекаются имманенты от
Беркли, а на деле словесные различия не должны закрывать от нас "более
глубокого содержания философских учений", именно: берклианства или
фихтеанства.[62]
Английский писатель Норман Смит, разбирая "Философию чистого опыта"
Авенариуса, излагает этот вывод еще гораздо прямее и решительнее:
"Большинство знакомых с "Человеческим понятием о мире" Авенариуса,
вероятно, согласятся с тем, что, как бы ни убедительна была его критика
(идеализма), позитивные результаты его совершенно иллюзорны. Если мы
попробуем истолковать его теорию опыта так, как ее хотят представить, именно
как истинно реалистическую (genuinely realistic), то она ускользает от
всякого ясного изложения: все ее значение исчерпывается отрицанием
субъективизма, который она-де ниспровергает. Но когда мы переведем
технические термины Авенариуса на более обыкновенный язык, - тогда мы
увидим, где настоящий источник этой мистификации. Авенариус отвлек внимание
от слабых пунктов своей позиции посредством направления главной своей атаки
именно на тот слабый пункт" (т.е. идеалистический пункт), "который является
роковым для его собственной теории".[63] "На всем протяжении рассуждений
Авенариуса хорошую услугу оказывает ему неопределенность термина "опыт". То
этот термин (experience) означает того, кто испытывает; то он означает то,
что испытывают; последнее значение подчеркивается тогда, когда речь идет о
природе нашего Я (of the self). Эти два значения термина "опыт" на практике
совпадают с его важным делением абсолютного и относительного рассмотрения"
(выше я указал значение этого деления у Авенариуса); "и эти две точки зрения
не примирены на самом деле в его философии. Ибо когда он допускает, как
законную, ту посылку, что опыт идеально дополняется мыслью" (полное описание
среды идеально дополняется мыслью о наблюдающем Я), "то он делает допущение,
которое он не в состоянии соединить с его собственным утверждением, будто
ничто не существует вне отношения к нашему Я (to the self). Идеальное
дополнение данной реальности, которая получается из разложения материальных
тел на элементы, недоступные нашим чувствам" (речь идет о материальных
элементах, открытых естествознанием, об атомах, электронах и т.п., а не о
тех выдуманных элементах, которые сочинены Махом и Авенариусом), "или из
описания земли в такие времена, когда ни одного человеческого существа на
ней не было, - это, строго говоря, не есть дополнение опыта, а дополнение
того, что мы испытываем. Это дополняет лишь одно из тех звеньев координации,
про которые Авенариус говорил, что они неразделимы. Это ведет нас к тому,
что не только никогда не было испытано (не было объектом опыта, has not been
experienced), но к тому, что никогда, никоим образом не может быть испытано
существами подобными нам. Но тут как раз на выручку Авенариусу приходит
двусмысленность термина: опыт. Авенариус рассуждает, что мысль есть столь же
истинная (настоящая, genuine) форма опыта, как и чувственное восприятие, а
таким образом он приходит назад к старому истасканному (time-worn) аргументу
субъективного идеализма, именно, что мысль и реальность неотделимы, потому
что реальность может быть воспринята только в мысли, а мысль предполагает