"Паскаль Лене. Прощальный ужин " - читать интересную книгу автора

черты.
Машина не спеша выехала на проезжую часть и скрылась: я был разочарован
и одновременно обрадован тем, что это была не Эллита, а всего лишь какой-то
пожилой господин, погруженный, по всей вероятности, в чтение биржевой
страницы газеты и, насколько я мог судить, как нельзя более
соответствовавший стилю автомобиля, дома и всей этой улицы. Единственной
сколь-нибудь выделявшейся чертой этого человека, во всяком случае как это
воспринял мой взгляд сквозь отблески и переливы стекла, была белоснежная
шевелюра. Однако ее ослепительная белизна показалась мне уж слишком яркой и
какой-то искусственной, заставив подумать о парике и гриме. Меня не покидала
мысль, что, рискнув проникнуть в пространство, где находилось жилище Эллиты,
я оказался в мире, населенном странными существами, полуаллегориями,
полупризраками, состоящими из некой иной субстанции, нежели та обычная
материя, из которой состоял я сам, отчего мне удавалось видеть лишь их
эфемерные образы; природа этих существ слишком отличалась от моей, чтобы я
мог хоть в малой мере их постичь. И тут мне стало совершенно ясно, что я
смогу встретиться с Эллитой лишь в мечтах и сновидениях и что, даже если мне
будет дано однажды обнять ее, она останется такой же далекой, всегда
отделенной от меня чем-то вроде того стекла, сквозь которое я только что
увидел на вовеки непреодолимом расстоянии проехавшее мимо приглушенное
отсутствие.
Я быстро пошел прочь от этой улицы с красивыми фонарями и направился
домой, твердо решив раз и навсегда выбросить Эллиту из головы. Я испытал
облегчение, вновь окунувшись в успокоительную своей обыденностью сутолоку
бульвара. Мне просто приснился сон, а сейчас я от него пробуждался. Я больше
не хотел знать, что происходит за стенами и высокими решетчатыми оградами
похожих на мавзолеи домов, и существует ли Эллита где-то еще помимо моего
воображения, мне было все равно. Вполне возможно, что она являлась одним из
персонажей тех историй, которые, как нам с мамой было известно, тетя Ирэн,
пытаясь нас удивить, сочиняла на ходу, предаваясь своей неутомимой болтовне.
Однако на следующий день я вновь очутился на улице с акациями и добрый
час ходил взад-вперед по тротуару. И через день, и через два дня: ворота
открывались, въезжали или выезжали автомобили, выходил на прогулку китайский
мопс на поводке в сопровождении служанки в черном платье с белым передником;
песик у каждой акации поднимал лапку, обхватывая дерево словно большая
гусеница и натягивая поводок так сильно, что тот, казалось, вот-вот задушит
его. Машины подъезжали и уезжали, люди выходили и входили, и все они, вплоть
до этой пекинской собачонки с ее астматическим покашливанием, владея одной и
той же тайной, были наделены сказочным правом открывать двери этих домов;
возможно даже, что собачонка, напоминавшая своими повадками японскую рыбку,
принадлежала Эллите. Возможно, проехавший только что лимузин принадлежал
барону Линку, а женщина, открывшая ворота вот этого дома, знала девушку или,
во всяком случае, время от времени встречала ее. И чем более чужим ощущал я
себя на этой улице, приходя в отчаяние при мысли, что мне больше не суждено
увидеть Эллиту, тем сильнее была моя потребность возвращаться сюда. Так
покинутый любовник находит в холодности и резком отказе возлюбленной лишь
все более мощные стимулы, чтобы надоедать ей своим рабским и никчемным
присутствием. И каждый мой приход на эту улицу становился как бы отвергнутым
призывом, новым признанием в любви, натолкнувшимся на молчание, презрение и
пустоту.