"Станислав Лем. Темнота и плесень" - читать интересную книгу автора

выскочила, предостерегал рассудок, потом придется подкладывать книги, в
поте лица выпрямлять гвозди, молотком вколачивать ножку в гнездо. Но он
слишком ненавидел эту упрямую махину, которую столько лет напихивал
бумагами.
- Скотина! - простонал он, теряя власть над собой, - взмокший,
преследуемый запахом пыли и пота, напрягся и снова стал возиться с
неповоротливым грузом, как обычно обольщаясь пленительной надеждой, что
овладевшая им ярость сама по себе поднимет и сдвинет эту почерневшую
рухлядь без особых усилий с его стороны.
Ножка выскочила из щели и придавила пальцы. К злобе примешалась жажда
мести. Подавив крик боли, он уперся спиной в стену и толкал теперь стол
коленями и руками. Черная брешь росла, в нее можно было бы уже
протиснуться, но человек в исступлении все продолжал толкать; первый луч
света озарил свалку, открывшуюся за столом, который остановился с
предсмертным скрипом.
Человек опустился на груду книг - он и не заметил, как они во время
возни очутилась на полу. Он посидел с минуту, чувствуя, как на лбу
высыхает пот. Что надо было вспомнить - ах да, сердце не отозвалось. Это
хорошо.
Был виден только вход в эту образовывавшуюся в густом мраке за столом
пещеру, и перед ним валялись мягкие, легкие как пух "летающие кошки". Так
он называл серые космы и клубки пропыленной паутины, скапливавшиеся под
старыми шкафами, в недрах диванов, проплесневевшие, замшелые и насквозь
пропыленные.
Человек не торопился исследовать содержимое отвоеванного закоулка. Что
там может быть? Он испытывал удовольствие, хоть и не помнил, зачем
отодвигал стол. Грязное белье и газеты лежали теперь посреди комнаты -
вероятно, он машинально отшвырнул их туда пивком, когда отодвигал стол.
Человек стал на четвереньки и осторожно сунул голову в полумрак. Этим он
окончательно заслонил свет, и ничего не смог разглядеть. В ноздри набилась
пыль. Он снова расчихался, но уже со злостью.
Человек отступил назад, долго сморкался и решил отодвинуть стол дальше,
еще дальше - так далеко он его никогда не отодвигал. Он ощупал заднюю,
угрожающе потрескивавшую стенку, примерился, приналег, в стол с
неожиданной легкостью выехал почти на середину комнаты, опрокинув ночной
столик. Чайник упал. Человек гул его ногой.
Потом он вернулся к обнаруженному кладу. От малейшего движения с едва
заметных плиток паркета, заваленных какими-то предметами, поднимались
облака пыли. Человек принес лампу, поставил ее рядом на умывальник,
включил и обернулся. Стена за столом сплошь заросла бахромой паутины,
местами толстой, как веревка. Из пожелтевшей газеты он скрутил жгут и
принялся сгребать им все, что попадалось под руку, в одну кучу. Работал
он, низко наклонившись, стараясь не дышать, в облаках пыли - нашел кольцо
от занавески, крюк, обрывок ремня, пряжку, скомканный, но чистый лист
почтовой бумаги, пустую спичечную коробку, начатую палочку сургуча.
Остался только угол у самой стены между плинтусами, заваленный
заплесневевшим мусором и как бы поросший сероватыми волосками. Опасливо он
ткнул туда носком туфли и насмерть перепугался. Большой палец ноги,
торчавший из дырявой туфли, наткнулся на что-то маленькое, упругое. Он
стал искать, но ничего не нашел.