"Станислав Лем. Темнота и плесень" - читать интересную книгу автора

Померещилось, подумал он.
Человек пододвинул к столу стул - не трехногий, тот он предпочитал не
трогать, а другой, на котором стояла миска, - миску он столкнул, и она с
грохотом покатилась по полу, он улыбнулся сел и стал изучать найденные за
столом вещи.


Он осторожно сдул серый покров пыли. Латунное кольцо заблестело, как
золотое, попробовал надеть его на палец - оказалось велико. Ржавый и
погнутый крюк с приставшим к острию комком извести он поднес к самому
носу. Крюк этот, судя по всему, изведал немало невзгод на своем веку:
загнутый конец был сплющен - кто-то, видно, сорвал на нем свою злость, от
ударов осталась бахрома заусениц, уже изъеденная ржавчиной, и теперь она
рассыпалась в прах от прикосновения. Затупившееся острие, вероятно,
наткнулось на что-то твердое в стене - вырванное с корнем из своего
гнезда, оно напоминало зуб. Человек озабоченно потрогал одиноко торчавший
из десны обломок зуба, как бы выражая этим жестом свое сочувствие крюку.
Остальные находки он бросил в ящик и повернул абажур лампы.
Перегнувшись через стол, он смотрел вниз на пол - в желтом свете лампы
чернела стена, заросшая отвратительной косматой плесенью, а от стола,
поблескивая, тянулись сонно колыхавшиеся разорванные паутинки. Посредине
адресом и маркой вверх валялся на паркете запыленный старый конверт, а под
ним, приподымая край, лежало что-то совсем маленькое, величиной с орех.
Он подумал: мышь - и к горлу подступил спазм отвращения. Затаив дыхание
и не глядя, он подтянул к себе тяжелое бронзовое пресс-папье. Сердце
замерло от ожидания и страха, что не успеет, что сию же минуту
отвратительный зверек серой стрелкой метается из-под конверта. Однако
ничего не произошло - конверт со слегка приподнятым краем продолжал
спокойно лежать, освещенный лампой, и только паутинки мерно дрожали, как
живые. Он наклонился еще ниже и, уже лежа на столе, с силой швырнул
пресс-папье, которое мягко шлепнуло по конверту, как бы прижимая к земле
что-то упругое, подскочило и в облаке серой пыли глухо стукнуло об пол.
Тогда в каком-то порыве отвращения и отчаяния, не помня себя, человек
принялся исступленно бросать на конверт все, что было под рукой: толстые
тома немецкой истории, словари, обитую серебряной жестью шкатулку для
табака; он бросал, пока до самых сонно колыхавшихся паутинок не поднялась
беспорядочная куча, в недрах которой - он каким-то непостижимым образом
улавливал это по стуку падавших предметов - ему упрямо сопротивлялось
нечто живое, упругое.
В припадке страха (он инстинктивно чувствовал, что, если не убьет
_этого_, - придет возмездие), кряхтя от напряжения, он приволок широкий
литой колосник и, раскидав ногой кучу книг, с нечеловеческим усилием
метнул его в приподнятый краешек письма.
Что-то как бы нехотя скользнуло по его ногам, он опять почувствовал то
же, что и прежде - живое, теплое прикосновение, - и с паническим воплем,
который, казалось, разрывал горло, опрометью бросился к дверям. В передней
было гораздо светлее, чем в комнате. Человек судорожно ухватился за
дверную ручку, стараясь побороть приступ головокружения. Потом окинул
взглядом приоткрытую дверь. Он собирался с силами, чтобы вернуться в
комнату, и тут появилась черная точка.