"Станислав Лем. Альфред Целлерман: "Группенфюрер Луи XVI"" - читать интересную книгу автора

выбранные роли пришлись по вкусу; купаясь в фальшивом величии, эти твари
любовались, кичились собой и одновременно стремились приблизиться к
собственному идеалу блистательной особы. Те страницы романа, где говорится
об этих бывших палачах в кардинальских митрах и кружевных жабо,
представляют собою изумительную по силе демонстрацию психологического
мастерства автора. Эта голь ухитряется выжать из своего положения утехи,
чуждые истинному аристократизму, и наслаждения, вдвойне усиленные оттенком
узаконенной преступности. Известно, что преступник пожинает плоды зла с
наивысшим удовольствием только тогда, когда творит зло с сознанием своей
правоты; именно поэтому, творя мерзости, все они уже по собственной воле
стремятся к тому, чтобы хотя бы на словах не выйти из епископской или
герцогской роли. Самые тупые из них, например Мерер, завидуют герцогу де
Рогану, который ловко ухитряется объявить измывательство над индейскими
детьми "действом", со всех точек зрения "придворным", в высшей степени
приличествующим дворянину (кстати, в полном соответствии с основной идеей
индейцев здесь именуют неграми, потому что раб-негр "лучше соответствует
стилю").
Нам понятно, почему Виланд (герцог де Роган) домогается кардинальской
митры; только кардинальского сана этому выродку и недостает, чтобы иметь
возможность заниматься своими вырожденческими "шалостями" - в качестве
одного из наместников самого господа бога на земле. Правда, Таудлиц
отказывает ему в посвящении, словно понимает, какая бездна мерзости стоит
за мечтой Виланда. Таудлиц хотел бы забыть о своем давнем эсэсовском
прошлом - ведь у него был "иной сон, иной миф", он жаждет истинного
королевского пурпура. Таудлиц ничуть не лучше Виланда, просто его занимает
другое, ибо он стремится к - невозможной, но абсолютной - трансфигурации.
Отсюда "пуританизм короля", который так не нравится его ближайшему
окружению.
Что касается придворных, то вначале мы видим, как из различных
побуждений они старались играть свою роль, а потом, как они вдесятером
принялись плести сети заговора против монарха-группенфюрера, стремясь
лишить его сундука, набитого долларами, а может быть, и убить. Убийство
мотивировано: иначе им пришлось бы расстаться с сенаторскими креслами,
титулами, орденами, положением. А это уж никак не входило в их планы.
Безвыходный лабиринт. Ловушка. Порой они уже и сами верят в реальность
своего немыслимого положения, поскольку немыслимость эта в высшей степени
пришлась им по душе. Мешала же им попросту беспощадная жестокость Таудлица
как монарха: не лезь из него ежеминутно группенфюрер СС, не давай он им -
молча! - чувствовать, что все они зависят от него, от акта воли его и
минутной милости, то, вероятно, дольше продержалась бы Франция Андегавенов
на территории Аргентины. Итак, актеры уже ставили в вину режиссеру
недостаточную аутентичность спектакля; эта банда хотела быть более
монархичной, чем допускал сам монарх.
Естественно, все ошибались, потому что не могли сравнить себя в этих
ролях с истинной пышностью подлинного блистательного двора. Разумеется,
этих тварей немного утомляют спектакли, которые они вынуждены разыгрывать,
а уж труднее всех достается тем, кто призван изображать высшее духовенство
римско-католической церкви.
Католиков в колонии нет вообще, а о какой-либо религиозности бывших
эсэсовцев нечего и говорить; поэтому повелось, что так называемые молебны