"Станислав Лем. Путешествие двадцать шестое (Авт.сб. "Звездные дневники Ийона Тихого")" - читать интересную книгу автора

непрестанно подъезжавших повозок и спешила к выходу. Я присоединился к
ним; в толпе меня все время толкали и тискали; улица, на которой я
очутился, была полна мчащихся экипажей и пеших толп. Не отошел я от
станции и на триста шагов, как воздух разорвало пронзительное завывание
сирен; в то же время все Мерканцы кинулись бежать, крича: "Эйбом, Эйбом!"
Экипажи остановились, зато серединой улицы промчались с огромной скоростью
другие, большие, раскрашенные красными и серебряными полосами, и из них
раздавался могучий голос, призывавший поклоняться Эйбому, падая ниц. Это
еще больше напомнило мне культ Ваала, свирепого медного идола, пустого
внутри; как известно, жрецы говорили из его нутра с народом, требуя
кровавых жертв. Улица совершенно опустела. Растерявшись, полный самых
скверных предчувствий, я кинулся сначала в одну сторону, потом в другую. В
нескольких сотнях шагов от меня остановилась на перекрестке большая
повозка; четыре существа, одетые в черное, вытащили на мостовую высокий
металлический цилиндр и подожгли его и содержимое. Тотчас же к небу
взвились огромные клубы черного дыма, заволакивая все окружающее. Поняв,
что это жрецы ограждают место, куда, по их верованию, должен вступить
Эйбом, и боясь оскорбить их религиозные чувства, я повергся ниц и в
тревоге ожидал, что произойдет далее. Примерно через минуту я услышал
протяжный вой сирены. Возле меня остановился длинный низкий экипаж; из
него выскочило пятеро черных жрецов в масках. Главный из них закричал:
- Очень хорошо, вот так и нужно лежать по правилам!
Двое других с силой схватили меня за руки, подняли, и четвертый
прикрепил мне на грудь маленький прямоугольник с какой-то надписью. Я
пытался сопротивляться. Тогда пятый жрец, стоявший в стороне и наблюдавший
всю сцену сквозь темные стекла маски, резко крикнул:
- Это труп, кладите его сразу!
- Я не труп! - отчаянно закричал я.
- Без глупостей, ложись сюда! - крикнул жрец.
Он дал знак подчиненным, которые силой повалили меня и привязали к
чему-то вроде подставки из двух шестов и куска ткани. Понимая, что
приходит моя последняя минута, я боролся, что было сил. Что-то хрустнуло у
меня в руке, я ощутил сильную боль и перестал бороться. Жрецы подхватили
подставку, подняли ее вместе со мною и всунули внутрь повозки. Некоторое
время было тихо, потом я услышал поблизости возглас и шум борьбы: это
хватали другую жертву. Через минуту в повозку всунули и поместили надо
мной Мерканца, приведенного к неподвижности, как и я.
Потом старший жрец закричал:
- Один труп, один живой с ожогами третьей степени, в трехстах метров от
нулевой точки! Поехали!
Повозка взвыла и помчалась бешено быстро. Я не мог выговорить ни слова;
слезы выступили у меня на глазах при мысли, что я должен погибнуть так
трагически. Наконец я окликнул своего товарища по несчастью, спрашивая,
что теперь с нами будет.
- Ох, пропади оно пропадом, - ответил он. - Не меньше как полдня нас
протаскают, предстоит нам целая церемония - мытье, купание...
отвратительно!
Я задрожал. Сомнений не было: точно так же обращались с обреченными
жертвами ацтеки.
- А... а очень нас будут мучить?.. - спросил я.