"Станислав Лем. Условный рефлекс" - читать интересную книгу автора

однако, гореть - его нужно было выключить. Впрочем, через сто двадцать
минут это сделал бы выключатель с часовым механизмом, поставленный для
того, чтобы зря не расходовалась электроэнергия. Ночью она поступала
только из аккумуляторов, а днем их снова заряжало солнце.
Изучив действие этих приборов, Пиркс решил, что они не отличаются
особой сложностью. Лангнер в его эксперименты не вмешивался. Он считал,
что канадцы погибли именно при таких обстоятельствах, какие изложила
комиссия в своих протоколах; кроме того, он считал, что несчастные случаи
вообще неизбежны.
- Пластинки? - ответил он на доводы Пиркса. - Никакого значения эти
пластинки не имеют! Когда расстроишься, еще и не такое делаешь. Логика
покидает нас гораздо раньше, чем жизнь. И человек начинает совершать
бессмысленные поступки...
Пиркс решил больше не спорить.
Кончалась, вторая неделя лунной: ночи. Пиркс после всех исследований
знал не больше, чем в самом начале. Мажет, и вправду этой трагедий суждено
навсегда остаться неразгаданной? Может, это одно из происшествий,
встречающихся раз на миллион, когда невозможно восстановить картину
случившегося?
Пиркс постепенно втянулся в сотрудничество с Лангнером. Надо же было
в конце концов что-то делать, заполнить чем-нибудь долгие часы. Он
научился обращаться с большим астрографом (значит, все же это была
обычная предвыпускная практика...), потом стал по очереди с Лангнером
ходить к колодцу, чтобы оставить там на несколько часов очередную партию
фотопластинок.
Долгожданный рассвет приближался. Истосковавшись по новостям, Пиркс
долго возился с радиоаппаратурой, но извлек лишь ураган треска и свиста,
предвещающий близкий восход солнца. Потом был завтрак; после завтрака они
проявляли пластинки. Над одной из них астрофизик долго корпел, так как
обнаружил на ней великолепный след какого-то мезонного распада; он даже
подозвал Пиркса к микроскопу, но тот был равнодушен к красотам ядерных
превращений. Потом был обед, потом Лангнер провозился часок с астрографами
и провел визуальные наблюдения звездного неба. Время приближалось к ужину,
Лангнер был уже на кухне, когда Пиркс (в этот день была его очередь менять
пластинки) сказал, что выходит наружу. Лангнер, погруженный в изучение
сложного рецепта на коробке с яичным порошком, пробурчал, чтобы он
поторопился: омлет будет готов через десять минут.
Пиркс, уже в скафандре, держа в руке пачку пластинок, проверил,
хорошо ли прилегает шлем к вороту, распахнул настежь двери кухни и
радиостанции, вошел в камеру, захлопнул за собой герметическую дверь,
откинул верхнюю крышку и выбрался наружу.
Его окутала та же тьма, что и в межзвездном пространстве. Земному
мраку с ней не сравниться, потому что атмосфера всегда немного светиться
от слабого возбужденного излучения кислорода. Пиркс видел звезды, и лишь
по тому, как прерывались то тут, то там узоры знакомых ему созвездий, он
понимал, что вокруг громоздятся скалы. Пиркс включил рефлектор на шлеме
и, шагая за бледным, мерно подрагивавшим кружком света, добрался до
колодца. Перебросил ноги в тяжелых башмаках через борт колодца (к здешней
легкости привыкают быстро, куда труднее опять привыкнуть к нормальному
притяжению на Земле), нащупал первую ступеньку, спустился вниз и занялся