"Алексис Леке. Хроника обыкновенного следствия " - читать интересную книгу автора

- Откуда банки? Вы их купили?
- Нет, они стояли в подвале. Там всегда есть чистые, готовые к
употреблению банки. Моя жена часто варила варенье. Тоннами. Чаще всего из
того, что собирала в саду. Она превратила часть парка в огород. Ревень,
земляника, яблоки, айва. Сахар она покупала десятками килограммов, в доме
воняло вареньем неделями, месяцами... Честно сказать, дом вонял вареньем
целый год. А я всегда ненавидел варенье. Не люблю сахар. Она и сама не очень
ела из боязни потолстеть, а потому раздавала его. Стоило нам отправиться в
гости, как она брала с собой две-три банки. И первую четверть часа говорила
лишь о варенье.
- Почему восемнадцать банок? - спрашиваю я. - На фотографиях видно
множество пустых банок на нижней полке.
Обвиняемый устало пожимает плечами.
- Я отличаюсь от неё. И не стремлюсь к идеалу. Мне просто надоело после
десятка банок. Я не учился на мясника.
- Продолжим. Расскажите подробно, как вы действовали.
Он снова пожимает плечами.
- Вы спрашиваете про банки? Довольно просто. Банки стояли передо мной.
Жена лежала почти бездыханная. Я вооружился своими инструментами...
- Погодите! - я прерываю его, подняв руку. Мадам Жильбер подпрыгивает
на месте.
- Когда вы говорите, что поставили банки перед собой, это было до или
после убийства?
Он на секунду задумывается.
- До. Я даже показал их ей и сказал, что на этот раз варенье буду
делать я. Свое собственное варенье. И поставил банки перед ней.
- Она поняла, что вы понимаете под этим?
- Я ей все объяснил. И кроме того, она видела инструменты.
Однако мне не нравится заминка обвиняемого перед ответом. Либо он
показал пустые банки жене перед убийством, либо не показал. В обоих случаях
ответ должен был быть немедленным. Почему он задумался? Почему колебался? Я
чувствую, здесь что-то не то.

По ходу допроса возвращаюсь ко многим фактам и деталям. Он ни разу не
противоречит себе, ни разу не колеблется перед ответом. Несмотря на его ум,
это слишком прекрасно. В этом ужасном и абсурдном убийстве есть некоторое
абстрактное совершенство, и оно смущает меня. Объясняется все, кроме
главного. Я не могу допустить, что можно убить жену столь изощренным и
жестоким способом из-за излишней любви к вареньям. Это преступление не
невозможно. Доказательство в том, что оно имело место. Мне оно кажется
попросту невероятным. Я вспоминаю о парадоксе, принадлежащем перу
католического писателя-философа Честертона, - он утверждал, что легче
поверить в невозможное, чем в невероятное. С этим убийством то же самое.
Теоретически в нем нет ничего невозможного, но кое-что не стыкуется. Не знаю
почему.

- Можно задать вопрос? - спрашиваю я мадам Жильбер, как только
обвиняемого увели. - Что вы думаете об этом человеке?
Она легонько вздрагивает.
- Чудовище. Выше моего понимания.