"Алексис Леке. Хроника обыкновенного следствия " - читать интересную книгу автора

её или отказаться, и я, конечно, беру. Она даже кончиками пальцев не
шевельнет. Лишь дыхание чуть-чуть ускоряется, и она соглашается едва
раздвинуть ноги, словно хочет до конца владеть ситуацией, словно желает быть
уверенной в том, что отпихнет меня своими мускулистыми ляжками, если я
слишком глубоко проникну в её естество.
В начале нашей супружеской жизни, во время коротких "приступов безумия"
(мы так их называем, хотя безумием здесь и не пахнет), она выступала с такой
раскованностью (или мне так казалось), что говорить об этих сеансах было бы
богохульством. Это время давно ушло - по крайней мере, для меня. Теперь
любовными приступами пользуются Эдуардо и прочие.
Головокружение так сильно, что я зажмуриваюсь и хватаюсь за край стола.
Проходит несколько секунд. Мадам Жильбер ничего не заметила. Я тихонько
отодвигаю кресло от стола, встаю и иду к окну, расположенному за спиной
мадам Жильбер. Вид из него - три ската крыши, кусочек парка, уголок улицы
образуют пейзаж - никого не вдохновит. И все же ощущение пустоты постепенно
проходит, я снова чувствую твердость в ногах.

Когда я возвращаюсь домой, ОТЕЦ стоит на том же самом месте, безмолвный
и тайно усмехающийся, уменьшая гостиную и её мебель, излучая свою тлетворную
ауру - он торчит на тяжелом округленном постаменте. Нечто полусферическое,
обеспечивающее стабильность статуи и с клинической точностью воспроизводящее
двойные раздутые тестикулы. Статую не зря назвали ОТЦОМ.
И вдруг, охваченный смесью святотатственного ужаса и нечистой радости,
я хватаю ключи и ввожу самый длинный в щель в статуе. Бетон не выдерживает и
крошится. Щель превращается в отверстие. Если быть понастойчивей... Пару
ударов молотком в нужное место и хоп... ОТЕЦ исчезнет... За несколько часов
гнуснятину можно превратить в кучу гравия... А потом вызвать мусорщиков...
Кресла не вернуть, кроме того, поступок будет стоить мне жены, но какое
облегчение...
Я держу ключи в руке и мечтаю... И подпрыгиваю от щелканья замка.
Эмильена! Боже, какая муха меня укусила? Если она догадается, что я
сделал... Ногой загоняю крошки бетона под ковер.

Эмильена не одна. Её сопровождает Электра, которую я не видел со
времени последнего вернисажа - она нисколечко не изменилась. Высокая,
угловатая, синие отсветы в крашеных волосах, слишком наштукатурена, на шее и
щеках глубокие морщины, которые вот уже десять лет не может скрыть никакой
макияж, отсутствующие губы, полноту которым придает кроваво-красная помада.
Электра - карикатура на бразильского травести. Мой взгляд только скользит по
ней. Женщины стоят по бокам третьего человека - низкого мужичонки с брюхом,
плотной бородой и завитыми волосами. Хитроглазое существо затянуто в
потертый черный бархатный пиджак, у которого отсутствуют две пуговицы из
трёх. Интуиция подсказывает мне - Эдуардо. Обе женщины на полголовы выше
его, сладострастная и вулканическая Эмильена, мрачная, изломанная и
стареющая Электра. У парня морда мошенника, но он не антипатичен. Он широко
улыбается мне. У него неровные, почерневшие от никотина зубы. Он протягивает
мне маленькую полную руку, руку, больше похожую на руку карточного шулера,
чем на длань скульптора.
- Что, милый, замечтался? - бросает Эмильена с широкой нежной улыбкой,
которой она одаривает меня на людях или будучи в отличном расположении духа.