"Алексис Леке. Хроника обыкновенного следствия " - читать интересную книгу автора

выражения её лица, мне остается судить о её чувствах по лихорадочному
стаккато пальцев по клавиатуре.
- Вы находите это... красивым? - спрашиваю я.
Он слегка пожимает плечами. В кабинете сухо и жарко, в горле пересохло,
но ему твидовый пиджак, похоже, не мешает. Он сидит, скрестив ноги, будто
рассказывает врачу о легком недомогании.
- Под эстетическими соображениями я понимаю философскую концепцию, -
тихо произносит он. - В этимологическом смысле, если вам будет угодно. Наука
чувств.
- Чувств? - повторяю я в недоумении.
- Наверное, лучше было сказать ощущений. Ощущение полноты, которое
испытываешь, к примеру, когда восстанавливаешь нарушенное равновесие. Такое
в моей профессии случается часто. Деталь, которой не хватает до полного
совершенства, до воцарения гармонии. В отношении Эстеллы эти восемнадцать
банок являются частью равновесия.
Я вдруг соображаю, что позволил увлечь себя дальше, чем хотел. Я подаю
мадам Жильбер условный знак (хватаюсь за ухо и чешу кончик носа), чтобы она
не заносила в протокол последний вопрос и ответ. В какой-то мере у меня
возникает чувство (опять чувство...) понимания того, что он хотел сказать,
но уверен, если это занести в протокол в виде вопроса и ответа или хуже
того -в виде монолога, заявление обвиняемого может сойти за рассуждения
сумасшедшего. А я все более и более сомневаюсь, что он сошел с ума.
- На сегодня достаточно, - говорю я.
Мне надо поразмыслить. Чем дальше, тем больше поведение обвиняемого
кажется мне подозрительным, несмотря на его спонтанное признание. У меня
возникает ощущение, что я погружаюсь в зыбучий песок.
Я вручаю мадам Жильбер небольшой список свидетелей, которых хотел бы
выслушать, чтобы она выписала повестки. Думаю, мне хватит на них одного дня.
Пока она печатает формуляры, я не свожу глаз с пустого кресла
обвиняемого. Я не в силах определить, откуда возникло это ощущение, но у
меня складывается все более четкое впечатление, что он ведет себя со мной
вызывающе, что он издевается надо мной, но так тонко и скрытно, что это
замечаю только я. И дело не в его речи и не в его жестах... А в чем? Я в
недоумении.
Неужели на меня, подействовал вид пустого кресла? Меня вдруг
захлестывает волна печали при мысли, что я больше не увижу своего кресла,
унесенного Эдуардо при недостойном сообщничестве Эмильены. Если он увидел
кресло и украл его, значит, входил ко мне в дом. Странно, но до этого
мгновения я не думал об этом, поглощенный переживаниями из-за потери. Зачем
он приходил? Задать вопрос - значит ответить на него.

Пока я сижу у себя в кабинете, слушая ритмичный стук машинки мадам
Жильбер, Эдуардо обладает Эмильеной, быть может, в моей постели. Если он это
делал вчера, у него нет причин не повторить это сегодня. Меня вновь
охватывает головокружение с пустотой в желудке. Надеюсь, что слабость моя
быстро пройдет и мадам Жильбер не оторвется от своей машинки, чтобы задать
глупый вопрос. Мои мысли все дальше и дальше убегают к внепрофессиональным
заботам. Теперь я вспоминаю о ритуале, который требует соблюдать Эмильена,
когда мы занимаемся любовью. Она лежит на спине, а я её ласкаю - вещь сама
по себе приятная, но не вызывающая ответной реакции. Остается только взять