"Фриц Лейбер. Бум-пампампам-бим-бам-бом" - читать интересную книгу автора

смешком.) Лестер Флегиус думал отрешиться от навязчивого мотива в компании
спиритуалистки, которую любил на протяжении вот уже десяти лет - причем
исключительно платонически. Однако, целомудренно обнимая ее при встрече -
единственная вольность, какую они себе позволяли, - он понял вдруг, что
выстукивает на ее спинке "бум-пампам-пам...". Фиби вырвалась из его объятий
и закатила ему полновесную оплеуху. Сильнее всего ужаснуло Лестера то, что
оплеуха изумительно точно совпала по времени с "бам".
Саймон Гру, который всю неделю не покидал студию и лишь слонялся, дрожа
с головы до ног, от окна к окну в старом и грязном халате, задремал в кресле
и увидел кошмарный сон. Ему приснилось, что он стоит на развалинах
Манхеттена, прикованный цепями к каменным обломкам (прежде чем заснуть, он
связал себе руки шарфом, чтобы они не слишком сильно дергались), а перед ним
бесконечной вереницей проходят люди со всей Земли и распевают ненавистный
мотив; а над их головами - "словно на советских парадах", прибавил Саймон -
колышутся громадные плакаты с изображением большого черного пятна. А следом
ему привиделось, как стартуют с Земли космические корабли, унося заразу к
планетам, что обращаются вокруг иных звезд.
Едва Саймон кончил, Гориес Макинтош медленно поднялся на ноги,
помахивая в воздухе бутылкой с виски.
- Вот оно! - процедил он сквозь зубы с отвратительной ухмылкой. - Вот
что произошло со всеми нами! Мы не в силах изгнать его из мыслей и из
мышечной памяти. Психосоматическая зависимость!
Неторопливой походкой он пересек пространство, отделявшее его от
сидевшего напротив Лестера.
- Со мной случилось следующее. Ко мне пришел пациент; в глазах его
блестели слезы, и он сказал: "Помогите мне, доктор Макинтош". Поскольку
заболевание его было очевидным, я не сомневался, что смогу выполнить его
просьбу. Я встал из-за стола, подошел к нему, - Гориес остановился рядом с
Лестером, держа бутылку над плечом дизайнера, - нагнулся и крикнул ему в
ухо: "Бум-пампампам-бим-бам-бом!".
Норман Сейлор решил, что настал его час. Предоставив Лафкадио с Толли
успокаивать Гориеса, который, впрочем, покорно уселся на место, излив,
очевидно, в мгновенной вспышке душу - по крайней мере на время, - антрополог
вышел в центр круга, образованного креслами друзей. Дымящаяся трубка,
твердая линия подбородка, дымчато-серый твидовый костюм - он выглядел весьма
внушительно, хотя и прятал за спиной крепко стиснутые руки, в одной из
которых держал трубку.
- Ребята, - сказал он решительно, - по большому счету мои изыскания еще
не закончены, но то, что я знаю на данный момент, позволяет заявить, что мы
имеем дело с первичным символом, то есть с символом, который есть сумма всех
символов. В нем заключено все - рождение и смерть, любовь и убийство,
божественное подобие и одержимость демонами, словом, вся жизнь, причем до
такой степени, что стоит вам только увидеть, услышать или воспроизвести его,
как у вас попросту пропадает желание жить дальше.
В студии воцарилась тишина. Пятеро интеллектуалов уставились на
Нормана, который покачивался с носков на пятки с видом заправского
профессора колледжа; однако некоторая напряженность позы свидетельствовала о
том, какие он прилагает усилия, чтобы удержать руки в состоянии
неподвижности.
- Как я сказал, изыскания мои еще не закончены, но времени продолжать