"Урсула Ле Гуин. Далеко-далеко отовсюду" - читать интересную книгу автора

Дистрофи" или "Марш Дайм" требуется секретарь или сборщик взносов, она и это
берет на себя. А если вы считаете, что кормить-поить, обихаживать семью,
пусть маленькую, да так вести хозяйство, чтобы все было в ажуре и
тихо-мирно, дело несложное, вам не мешает побыть на ее месте год-другой. У
нее много работы и забот полон рот. И при этом - подумать только! - она
боится заняться чем-нибудь, кроме нас и хозяйства. Не за себя боится,
боится, что если займется чем-нибудь другим, нас запустит, все в доме пойдет
наперекосяк, и она перестанет быть хорошей женой и матерью. Ей кажется, что
она все время должна опекать нас. Она даже не находит времени почитать
роман. Думаю, что она не читает романы еще и потому, что, если бы ее
заинтересовал, захватил какой-нибудь роман, она оказалась бы где-то далеко,
сама по себе, вдали от нас, не с нами. А это, с ее точки зрения,
недопустимо. Так что, если она и читает иногда, то только журналы о
приготовлении пищи и по искусству украшать интерьер, и еще один - о
немыслимо дорогих путешествиях в места, куда она никогда не согласится
поехать. Мой отец проводит массу времени у телевизора, она же никогда толком
не смотрит его: если даже они сидят вместе в гостиной, она в это время либо
шьет, либо вышивает, либо подсчитывает дневные расходы, либо составляет
списки должников "Марш Дайм". И всегда готова вскочить и помчаться по
каким-нибудь неотложным делам.
Она не особенно баловала меня, единственного ребенка в семье, хотя
обычно таких детей окружают всеобщим вниманием. Она пыталась умерить мою
тягу к чтению, но, когда мне исполнилось двенадцать или тринадцать лет, она
оставила свои попытки. С тех пор как я помню себя, в мои обязанности всегда
входило содержать в порядке свою комнату и выполнять работы по саду. Я
подстригаю газон, выношу мусор и тому подобное. Только мужская работа,
разумеется. Я понятия не имел, как обращаются со стиральной машиной и
сушилкой, пока мать не легла на операцию, после которой она еще в течение
двух недель не могла подниматься по лестнице. Не думаю, что отец смыслил
больше, чем я, в этих машинах. Потому что это женская работа. Тут дело
доходит до смешного. Отец вообще-то большой дока в обращении с машинами.
Каждый инструмент у него выполняет до двенадцати различных операций и имеет
всевозможные дополнительные приспособления. Если отец приобретает простую,
неказистую модель, он не успокоится, пока не придумает, как ее усложнить. А
вот следить, ухаживать за домашними машинами должна была мать. И когда они
ломались, она вызывала мастера. Отцу не нравилось, когда он узнавал о каких
бы то ни было поломках.
Поэтому я и помалкивал о машине. Потому что она сломала меня
окончательно. Ну просто конец мне пришел, последняя остановка. Слезайте,
приехали. А за стенками автобуса - ничего, только дождь, да туман, да я со
своими обезьяньими ужимками, я, на которого никто не смотрит, которого никто
не слышит.
Итак, в тот день сразу с автобусной остановки я вошел в дом. Мать на
кухне что-то сбивала в миксере. Стараясь перекричать шум машины, она что-то
сказала мне, я не расслышал что. Я поднялся к себе, сбросил ранец, снял
мокрое пальто и стоял посреди комнаты, прислушиваясь. Дождь колотил по
крыше. Я сказал: - Я интеллектуал! Я интеллектуал! А все остальное пусть
катится в тартарары!
Прислушался к своему голосу - и не поверил: так жалко он звучал. Велика
важность - "Я интеллектуал". Ну и что ты хочешь этим сказать? В этот миг