"Урсула Ле Гуин. Далеко-далеко отовсюду" - читать интересную книгу автора

- Пока.
И я вылез под дождь. Уже после того, как я сошел, я сообразил, что мог
бы проехать с нею еще два квартала и мы худо-бедно, но закончили бы наш
разговор. Он оборвался так неожиданно. Я подпрыгивал, продолжая свои
обезьяньи штучки уже под дождем, но она сидела у окна с другой стороны.
Автобус тронулся. Никто меня не видел, кроме дяди, который готов был так
далеко загнать нас. Он быстро обернулся и подмигнул мне.


Я рассказываю так скрупулезно о моем разговоре с Натали Филд в
автобусе, - об этом ничего не значащем разговоре - потому, что для меня он
был чрезвычайно важен. Уже одно то, что само по себе незначительное
приобретает такое значение, очень важно.
Очевидно, раньше я представлял себе важные события как нечто
торжественное, грандиозное, сопровождаемое приглушенным пением скрипок. И
очень трудно согласиться с тем, что поистине значительные события - это
обыкновенные маленькие случайности и неожиданные решения. А когда начинается
музыка, и всеобщее внимание, и церемониальные одежды - тут уж ничего
мало-мальски значительного нет и быть не может.
Прочно засело в моей голове из нашего с нею разговора одно слово, самое
обычное, без особого смысла. Не ее внешний вид, не то, как она глядела на
меня, не я сам, в роли клоуна изо всех сил смешивший ее, - хотя, пожалуй, и
это все вместе взятое, все как бы спрессовалось в одном слове "да", в
твердо, решительно произнесенном ею слове "да". "Да, именно так ты и
поступишь". Это было как скала. И теперь, когда бы я ни заглянул в себя,
там, в моем сознании была эта "скала". А мне необходима была "скала". Нечто
такое, на что можно было опереться. Нечто прочное. Потому что вокруг все
было аморфно, словно каша, болото, туман. Туман смыкался со всех сторон. И я
уже окончательно заплутал в нем.
И в самом деле, все менялось к худшему. Наверное, это началось давно,
очень давно. Но машина стала той последней каплей, которая переполнила чашу.

Видите ли, вручая мне машину, мой отец как бы говорил: "Вот кем я хочу
тебя видеть: нормальным американским подростком, который обожает свою
машину", И, передав ее мне, он лишил меня возможности сказать то, что я
наконец осознал: "нормальным американским подростком" я никогда не был и
быть не собираюсь, и по этой причине я нуждался в помощи, чтобы понять, кто
же я такой и где мое место. Но сказать все это отцу значило бы заявить:
"Забери свой подарок, не нужен он мне!" Мог ли я пойти на это? Ведь он душу
в него вложил. Ведь это было лучшее, что он мог мне подарить. И сказать ему:
"Убирайся ты со своей машиной, папа, не нужна мне она". Так?
Кажется, мать понимала это, но мне ее понимание было до лампочки. Моя
мать была и остается хорошей женой. Быть хорошей матерью и хорошей женой -
дело первой важности для нее. И она действительно хорошая мать и хорошая
жена. Она никогда не унизит моего отца. Она по мелочи командует им, это уж
как положено, но никогда на него не ворчит, не обрывает его, как поступают
другие женщины - я не раз слышал - со своими мужьями; во всех больших делах
она его поддерживает - он у нее всегда прав. И она содержит в чистоте дом,
очень хорошо готовит, к тому же печет домашнее печенье и всякие вкусности, и
рубашка чистая для нас у нее всегда наготове, а когда обществам "Мускуляр