"Урсула Ле Гуин. Музыка былого и рабыни" - читать интересную книгу автора

***

Позднее ему помнилась эта ночь и кое-что из последовавших дней и
ночей. Он так никогда и не узнал, пытали его, чтобы сломить, или же он
просто служил объектом бесцельной жестокости и злобы, своего рода игрушкой
для молодых парней. Были пинки, побои, море боли, но его память мало что о
них сохранила, если не считать клетки-укоротки.
Он слышал про эти клетки, читал о них. Но ни разу ни одной не видел.
Он ведь ни разу не побывал внутри поселка движимостей. В поместьях Вое-Део
иностранным гостям не показывали рабские поселки. В домах владельцев им
прислуживали домашние рабы.
Поселок был маленький - не больше двадцати хижин на женской стороне,
три длинных дома на воротной стороне. Тут помещались две сотни рабов,
которые содержали в порядке дом и колоссальные сады Ярамеры. По сравнению
с полевыми рабами они находились в привилегированном положении. Однако от
наказаний это их не освобождало. Столб для порки все еще торчал возле
высокой стены у открытых ворот с перекошенными створками.
- Там? - сказал Немео, тот, который всегда выкручивал ему руку.
- Нет, вон она, - сказал второй, Алатуаль, и в радостном возбуждении
побежал вперед, чтобы спустить на землю клетку-укоротку, которая висела
под главной караульной башней с внутренней стороны стены.
Труба из толстой проржавелой стальной сетки, заваренная с одного
конца и запирающаяся с другого. Она свисала с цепи на единственном крюке.
Спущенная на землю, она выглядела ловушкой, рассчитанной на не очень
крупных зверей. Парни сорвали с него одежду и загнали в нее ползком
головой вперед с помощью электрических бодил, предназначенных для
подбодрения ленивых полевых рабов, - они играли с этими инструментами
последние два-три дня. Они визжали от смеха, толкая его, прижимая бодила к
его заднему проходу и мошонке. Он заполз в клетку и скорчился в ней вниз
головой. Согнутые руки и ноги были плотно прижаты к телу. Парни захлопнули
дверцу, защемив его голую ступню и причинив ему оглушающую боль, а потом
подняли клетку на прежнее место. Она раскачивалась, как маятник, и он
цеплялся за проволоку скрюченными пальцами. Открыв глаза, он увидел, что
земля качается метрах в семи-восьми под ним. Через какое-то время клетка
замерла в неподвижности. Пошевелить головой он не мог. Ему была видна
земля внизу под клеткой-укороткой, а скашивая глаза до предела, он мог
обозреть значительную часть поселка.
В прошлые дни внизу толпились бы люди для назидательного урока: раб в
клетке-укоротке. Там стояли бы дети, чтобы наглядно усвоить, что ожидает
служанку, забывшую какое-то поручение, садовника, испортившего черенок,
плотника, огрызнувшегося на босса. Теперь же там не было никого. Никого на
всем пыльном пространстве. Засохшие огородики, маленькое кладбище в
глубине женской стороны, ров между двумя сторонами, тропки, чуть
зеленеющий круг травы прямо под ним - и нигде никого. Его палачи постояли,
смеясь и болтая, потом это развлечение им надоело, и они ушли.
Он попытался изменить положение своего тела, но сумел пошевелиться
лишь чуть-чуть. И от каждого движения клетка раскачивалась. Его затошнило,
и страх, что он упадет на землю, все рос. Он не знал, насколько надежен
единственный крюк. Его ступня, зажатая в дверце, болела так, что он был бы