"Урсула Ле Гуин. Левая рука Тьмы" - читать интересную книгу автора

мрачного дворца, в странном заснеженном городе посреди Ледникового Периода,
наступившего на чужой мне планете.
Все, что говорил я сегодня и вообще с тех пор, как прибыл на планету
Гетен, внезапно показалось мне не просто нелепым, но и немыслимым. Как мог я
ожидать, чтобы этот вот человек, впрочем, как и любой другой в этой стране,
поверил моим сказочкам об иных мирах, народах, о каком-то малопонятном
"добром" правительстве, существующем где-то в черной пустоте космоса? Все
это было на редкость глупо. Я прилетел в Кархайд на весьма странном корабле;
я действительно по ряду физических признаков существенно отличался от
гетенианцев; разумеется, все это следовало как-то объяснить, однако мои
собственные разъяснения на этот счет были в достаточной степени абсурдны. Я
и сам им не очень-то поверил бы на месте гетенианцев.
- Я вам верю, - сказал мне Эстравен, этот инопланетянин, сидевший
прямо передо мной в совершенно пустом доме. И столь велико было в тот миг
мое ощущение чужеродности, что я уставился на него в полной растерянности.
- Боюсь, что и Аргавен тоже вам верит. Но не доверяет. Отчасти потому, что
больше уже не доверяет мне. Я сделал слишком много ошибок, был слишком
беспечен. И не могу настаивать на вашем доверии ко мне хотя бы потому, что
из-за меня ваша жизнь оказалась под угрозой. Я забыл, кто такой наш король;
забыл, что в самом себе он видит весь Кархайд; забыл, что в нашей стране
считается патриотизмом и что сам король уже по положению своему истинный
патриот. Позвольте мне спросить вас вот о чем, господин Аи: знаете ли вы,
что такое патриотизм, убеждались ли вы в том, что он существует, на
собственном опыте?
- Нет, - сказал я, потрясенный до глубины души вдруг открывшейся мне
яркой индивидуальностью Эстравена и силой его духа. - Не уверен, что хорошо
представляю это себе. Если только не называть патриотизмом просто любовь к
родине, ибо это-то чувство мне хорошо знакомо.
- Нет, не любовь к родине я имею в виду. Я имею в виду страх. Боязнь
всего иного, чем ты сам, чем то, что окружает тебя. И знаете, страх этот не
просто поэтическая метафора, он скорее носит политический характер и
проявляется в ненависти, соперничестве, агрессивности. И он растет в нас,
этот страх. Растет год за годом. Мы слишком далеко зашли по старой дороге. А
вы... вы явились из такого мира, где даже государств уже не существует, причем
в течение многих столетий... Вы едва понимаете, о чем я говорю вам, однако
именно вы указываете нам новый путь... - Эстравен внезапно умолк: голос его
сорвался. Но уже через несколько секунд, полностью овладев собой, он
продолжал, как всегда сдержанный и корректный: - Из-за этого страха я и
отказался слишком настойчиво защищать ваши идеи перед королем. Во всяком
случае, пока. Однако я боюсь не за себя, господин Аи. И мои действия отнюдь
не отличаются патриотичностью. В конце концов, на планете Гетен есть и
другие государства.
Я понятия не имел, к чему он клонит, но был уверен, что у этих
объяснений есть и совсем иной смысл. Из всех темных и загадочных душ,
которые встречались мне в этом мрачном, промерзшем городе, душа Эстравена
была самой темной и загадочной. Мне не хотелось бродить по бесконечному
психологическому лабиринту и играть в прятки с премьер-министром Кархайда. Я
не ответил. Но через некоторое время он сам, причем очень осторожно,
продолжил начатый разговор:
- Если я правильно вас понял, ваша Экумена главным образом