"Андрей Легостаев. Издателям и их сотрудникам, а так же всем заинтересованным лицам." - читать интересную книгу автора

имени одного божества, а второй - от совершенно иного. Как такое произошло
я совершенно не помню. Ошибившись раз, я повторил эту ошибку везде. Вот где
заключалась настоящая работа редактора - проверить в словаре.
Отвлекусь и скажу о своем золотом правиле, как редактора. Я не
пропускаю в редактируемом тексте ни одного слова в точном значении которого
не убежден, не сверившись со словарем. Я не пропускаю ни единого
упоминающегося в тексте факта, который имею возможность проверить, не
проверив. Я считаю это нормой.
Автор допускает ошибки, это естественно. И, как правило, ошибки эти не
стилистические.
По-моему, редактор - это вратарь, который должен не пропустить мяч,
когда бессильны оказались защита и полузащита. Вратарь, но никак не судья
со свистком.
Но закончу с "Наследником Алвисида". Я его переиздал в "Азбуке". И так
получилось, что когда мне нужно было сдавать уже опубликованный в "Лани"
текст, то правленного текста ни на моем компьютере, ни в издательстве не
оказалось. Мне пришлось отдать в "Азбуку" свой первоначальный вариант. Да,
было около сотни замечаний на тридцать листов текста.
Поразило меня другое: Вадим Казаков, критик из Саратова, чье мнение
для меня предельно важно, позвонил и сказал: "Купил твой трехтомник и
прочитал с начала. Гораздо текст свежее и чище, чем в "Лани". Можешь ведь,
когда захочешь!". Честно говоря, я был в шоке. Я понял, насколько вся эта
редактура субъективна и не нужна.
Но Андрей Дмитриевич искренне хотел мне помочь, ему не надо было
прогибаться перед начальством.
Впрочем, прогибание, очковтирание - не единственный мотив.
Почувствовать себя хозяином чужого текста, делать с ним что
заблагорассудится, а потом всем кричать что "вытащил", "переписал" роман
такого-то писателя, многим очень лестно.
Чтобы не быть голословным приведу пример: Геннадий Белов, работая в
"Северо-Западе" первого созыва, вдоволь поизгалялся над тогда еще
дебютантом Перумовым, не раз доводя его до нервного срыва. А потом именно
хватался: Я-де переписал, без меня бы он...
Собственно, поводом для написания этих строк послужила работа лично
неизвестного мне "редактора" над моим новым романом. Едва взглянув, я все
понял - либо он, либо я (то есть буду вести речь о возвращении аванса).
Все слова, что я выстрадывал, все нестандартные обороты - вымараны,
предложения приведены к серой усредненности. Причем, зачастую менялась не
только авторская интонация (какая к черту интонация, вы че там прибалдели -
абыхнавенная нихраматность!), но порой и смысл.
"Редактор" заменяет "высохшее" дерево на "засохшее", абсолютно мне
непонятно почему, и тем самым меняя смысл. Да, мне, в общем-то, нет
разницы - давно иссохло дерево в проходном эпизоде или только что
"засохло". Но почему редактор это может менять по желанию своей левой ноги?
Мне хочется, чтобы было высохшее, в конце концов, я автор! Походную флягу
мне походя заменяют на "бутыль" ("редактор" хоть знает, что обозначает это
слово? По "Словарю Русского Языка" - большая бутылка). Как можно пить в
седле, в походе, из большой бутылки? А ведь потом этот ляп в пику поставят
мне, а не редактору.
Примеры могу множить, но зачем?