"Андрей Легостаев. Канун Армагеддона (Наследник Алвисида #4)" - читать интересную книгу автора

обращая внимания на призывные взгляды и томные вздохи вдовушки. Наверное,
Аннаура послала ее с какой-нибудь пустяшной просьбой или вопросом...
Он встал и пошел к ней, чтобы приветствовать, как и положено, даму и
узнать, что привело ее к нему. Но она, притворив за собой щеколду и
совершенно не обращая внимания на спящих за столом рыцарей, быстро шагнула
к Ансеису, обняла за шею горячими руками и, привстав на цыпочки, впилась
ему в губы жарким поцелуем, словно оголодавший хищник.
Барон оторопел. Выпитый коварный эль вперемешку с изысканным, но не
менее коварным вином французской лозы затуманил его мозги, иначе б никогда
не пробилась сквозь выстроенный десятилетиями неприступный барьер
сумасшедшая мысль: а почему бы и нет? Почему бы и нет, у самых верных
мужей, не представляющих себе жизни без единственной и любимой, случаются
минуты подобных слабостей, и настоящая жена поймет и простит; почему бы и
нет, ведь у него не было другой женщины, кроме Аннауры, так долго, что
простые смертные столько не живут; почему бы и нет, ведь он теперь тоже вот
уже больше дюжины лет не маг, не двойник Хамрая, а просто рыцарь Ансеис, и
глупое заклятье Алвисида должно было остаться в той, прошлой, жизни, вместе
со всем его былым магическим могуществом.
От объятий, от страстных слов, которых было не разобрать, от запаха ее
волос, от неожиданности и нелепости всего происходящего, от выпитого вина и
от сомнений последнего времени, от совершенно непонятной тоски по чему-то
неведомому, которая мучила его долгие месяцы, барон не выдержал, дрогнул и
сомкнул руки на ее талии. После этого, даже если бы он очнулся от всегда
непонятного ему женского чародейства, он бы уже не смог отступить - да он и
не собирался отступать, мужское начало захлестнуло все прочие чувства, в
том числе и забитый вином и долгим бездействием разум.
Непонятно, каким образом они очутились на лестнице башни, ведущей в
лабораторию, женщина не переставала покрывать ненасытными поцелуями его
грудь и шею, отчего воротник тонкой рубашки стал влажным и липким; его
пальцы, почти отвыкшие от подобных действий, пытались разобраться со
шнуровкой ее платья...
Когда они добрались наконец до скупого холостяцкого ложа, где он
отдыхал, когда хотел побыть наедине, их путь можно было проследить по
брошенным на каменный пол предметам одежды - и мужским, и женским.
Перед последним, решительным, шагом он еще попытался совладать с
собой, чтобы не искушать судьбу (почти двести лет, которые он проносил на
себе заклятье Алвисида, не позволяющее ему обладать женщинами, из памяти
просто так не вычеркнешь). Но запах женщины, распаленной желанием, и
пятнадцать лет спокойной супружеской жизни подавили последние остатки
осторожности - страсть, которой он не испытывал очень давно (с Аннаурой
любовь переросла в спокойные, регулярные отношения, видя ее обнаженной, он
ощущал, что сердце начинало биться быстрее, но оно не выскакивало из груди
как сейчас), поглотила его целиком. Он и не подозревал, что может быть
таким глупым и неистовым, он забыл обо всем на свете, кроме того, что
происходит здесь и сейчас. Он овладел ею.
И почти сразу страсть пропала, он пожалел о содеянном - близость не
принесла ему ни малейшего удовольствия, с любимой и единственной то же
самое было совсем по-другому. Вдова сэра Даррена вздыхала так громко и
впивалась в него ногтями так сильно, что он не поверил, что ее чувства
искренни - непревзойденным любовником он себя отнюдь не считал.