"Танит Ли. Героиня мира" - читать интересную книгу автора

духа, возврат к строжайшей дисциплине, лихорадочное приведение в порядок
оружия, строевые занятия, тренировочные атаки, смотры и построения,
неумолчное мяуканье рожков в лагерях при свете сумерек - таков был ответ
кронианцев.
Но зимний холод - противник совсем иного калибра; с ним не
разделаешься, как ни готовься к битве заранее. Сверкающие дни сложены в
сундук. Ночи закованы в железо. Налетели Белые Ветра и задули, не стихая, а
земля начала покрываться белой крупой.
Каждый день на заходе солнца генерал, его штабные и большинство
офицеров пробирались по проторенным дорогам в опустевшие деревни или на
хутора, чтобы заночевать где-нибудь за стенами, имея крышу над головой. Если
не удавалось отыскать ни хижины, ни сарая, - никакого помещения, несчастные
солдаты ютились подле обветшалых стен загонов для овец, свинарников, отхожих
мест. Когда не находилось даже этого, они переворачивали телеги, чтобы
отгородиться от визгливого напористого ветра. Едко-желтое пламя костров
стлалось по земле.
Опустошение деревень также нанесло войскам тяжелый урон.
Продовольственные припасы сильно истощились. Те самые люди, которым
приходилось укрываться под перевернутыми телегами, довольствовались теперь
пригоршней сухарей и изюма на день; дичью, которую удавалось подстрелить
бойцам их отряда; полусгнившей капустой и подмороженными плодами, собранными
по крохам на полях и в садах. Гурцу и ему подобным жилось полегче, что
правда то правда.
После сражения в долине прошла неделя, выпал снег.
В то утро, выйдя на порог домика, состоявшего из одной-единственной
комнаты, где мы ночевали с Гурцем, я увидела в первых лучах света покрытый
сахарной глазурью мир; белизну нарушали лишь редкие тусклые лоскуты огня,
топтавшиеся люди, похожие на черных медведей, да темные стволы сосен,
растущих на склоне. На крыше домика сидели солдаты, они забрались туда ночью
погреться у трубы очага, в котором теплилось пламя, но их тоже припорошило
снегом, побелили их шлемы, а ранцы за плечами стали похожи на горбы. Где-то
подвывали кронианские волко-собаки, но все рожки смолкли. Ветер стих. Я
никогда еще не сталкивалась с подобной тишиной. Она вбирала в себя все
звуки, превращая их в ничто. Стоял такой ужасный холод, что у меня
перехватило дыхание.
Я по-прежнему терзалась страхом перед преследователем и все так же не
смела раскрыть рта. Строевые занятия и мародерские набеги мешали ему
подобраться ко мне. Лачуги, служившие нам прибежищем, и ветры как бы
пролегли заградительной линией между ним и мной. Но я знала: он все еще там,
за тонкой перегородкой, созданной погодой, действиями, временем. И казалось,
снега проложили ему дорогу ко мне. Я не могла этого объяснить.
Я снова забралась в дом, и Гурц закутал меня в шубу, которую подарил
мне несколько ночей назад. Она оказалась велика мне, но от этого ее ценность
лишь возрастала.
Мы принялись за скудный завтрак, нам прислуживал Мельм с посиневшим
носом и лиловыми руками. Гнет уныния давил на нас и на весь окружающий мир.
Не слышно стало ни людей, ни лошадей, лишь вой собак доносился время от
времени. Быть может, безжалостные стальные пальцы снега выпустили из-под
замка глубокий непередаваемый ужас, превосходящий силой простые, вполне
заурядные опасения, как бы смерть не принялась отныне шагать нога в ногу с