"Танит Ли. Героиня мира" - читать интересную книгу автора

воздухе, ударяя по плитам мостовой, по мозгу, по костям. Приближалась буря
или землетрясение. Было без малого десять часов. Небо, такое чистое и
пустое, светилось бледно-малиновыми красками и глубокой гулкой бронзой над
Западной аллеей ближе к улице Винтокалс, а над Восточной аллеей, по которой
мы шли, оно уже стало сине-розовым. Большинство деревьев порубили на дрова,
но те, что остались, еще не скинули своего убранства. У листвы был землистый
оттенок.
Никому не воспрещалось наблюдать за факельным шествием легионов
саз-кронианцев, входивших в город. Некоторые из патриотов поклялись, что
скорей умрут, чем станут присутствовать при этом. А прочих горожан обуяло
любопытство. Теперь они наконец увидят чудовищных зверей, державших их в
кольце. В город уже доставили продовольствие, подарок завоевателей, и это
отнюдь не способствовало росту их непопулярности. Оставшиеся в живых солдаты
ополчения и городской гвардии, оборванные и разбитые, стояли вдоль всего
пути, опираясь на костыли; повсюду - подзажившие шрамы и хирургические
повязки, изможденные пепельно-бледные лица. Возможно, они пришли не затем,
чтобы поддерживать порядок, а скорей, чтобы подчеркнуть разницу между нами и
теми, кто пришел заявить о своих притязаниях на нас.
Хитрая Лой отыскала себе, а заодно и нам, место на балконе таверны. В
тот день по приказу Сената закрылись все винные магазины, но это не имело
значения: по рукам ходило множество больших плоских бутылей и бутылок
поменьше. Вместе с нами на балкон втиснулись два семейства, и еще сколько-то
человек расположилось на крыше; под ногами у них зловеще скрипела черепица.
То же самое происходило повсюду, и почти у каждого окна столпились люди. Те,
что стояли на самой Миле, жались к домам. Широкая мостовая оставалась
свободной.
Кое-где уже зажглись огни. Припрятанное масло щедро расточалось в
расчете на завтрашнее пополнение запасов. В целом настроение не отличалось
высокой трагичностью. Кое-где оно даже приобретало праздничный оттенок, что,
впрочем, подлежало осуждению, а потому долго не продержалось. Те, кто
испытывал подлинное отчаяние, остались дома. Кое-кто вел себя дерзко, как
Лой.
Странная дрожь, пробравшая будто бы сами камни города, не унималась,
однако теперь я решила, что это, пожалуй, грохот вражеских колесниц, потому
что они приближались. Послышались звуки труб и бряцание оружия. Как часто
доводилось мне слышать нечто подобное: фанфары на Поле Оригоса среди
безгласного рассвета и дружный топот несметного числа обутых в сапоги ног.
На несравненном фоне угасающего заката саз-кронианцы потоком
устремились по Пантеонной Миле.
Одно из послуживших при осаде орудий оказалось впереди, видимо, из
стратегических соображений: реальный символ их могущества, всего содеянного
ими и того, что им предстояло совершить. Страшное величественное сооружение
в виде огромного дракона из блестящего железа и кованой стали, с украшениями
и колоссальной пастью, из которой с его огненным дыханием вылетали снаряды.
Бронзовые, будто живые глаза; чешуя, доходившая до самых колес, мерцала и
горела в свете факелов, которые несли сопровождавшие его солдаты. Дракон с
грохотом катился вперед, а следом за ним, чеканя шаг, выступали человек
двадцать барабанщиков. Они были одеты в черную форму северян с наброшенными
на плечи шкурами черных медведей, чьи головы с серебристыми клыками,
обнаженными в рыке, возвышались над их собственными и затмевали их. В