"Морис Леблан. Арсен Люпэн в тюрьме " - читать интересную книгу автора

Людовика XV, подлинность которой представляется сомнительной".

Письмо потрясло барона Кагорна. За любой другой подписью оно бы его
глубоко обеспокоило; но это подписал сам Люпэн!
Усердный читатель газет, всегда в курсе всего, что случалось в мире и
что касалось преступлений и воровства, он не оставался в неведении
подробностей похождений адского взломщика. Барон, конечно, знал, что Люпэн,
арестованный в Америке своим врагом Ганимаром, несомненно сидел за решеткой,
и что готовился - с какими трудами! - его процесс. Но он знал также, что от
этого человека можно было ожидать всего. А точное знание замка, размещения
картин и мебели к тому же, было весьма грозным предостережением. Кто мог
снабдить его сведениями о вещах, которые никто не видел, кроме самого
барона?
Кагорн окинул взором суровый силуэт Малаки, его крутые обрывы,
окружающие его глубокие воды, и пожал плечами. Нет, решительно опасности не
могло быть. Никто в целом свете не мог бы пробраться в неприкосновенное
святилище его драгоценных собраний.
Никто, допустим; но Арсен Люпэн? Разве для Арсена Люпэна существуют
двери, подъемные мосты, крепостные стены? К чему наилучшим образом
устроенные препятствия, самые тщательные предосторожности, если Арсен Люпэн
решил их преодолеть?
В тот же вечер он написал государственному прокурору Руэна. Послал ему
письмо с угрозами Люпэна, потребовав помощи и защиты.
Ответ не заставил себя ждать: Арсен Люпэн в данное время содержится в
тюрьме Санте, под строгим надзором, лишен возможности писать письма,
послание может быть только делом рук мистификатора. Все говорило об этом, -
как логика вещей, так и несомненность фактов. Тем не менее, из
предосторожности, к исследованию почерка был привлечен эксперт. И этот
специалист заявил, что, несмотря на некоторые совпадения, данный почерк не
принадлежал названному заключенному.
"Несмотря на некоторые совпадения" - барон остановился лишь на этих
обескураживающих словах, где ему виделось наличие сомнения, которого, по его
мнению, было достаточно для вмешательства правосудия. Страхи его
обострились; он без конца читал и перечитывал письмо. "Буду вынужден
самолично произвести их отправку..." И точная дата: ночь со среды 27 на
четверг 28 сентября!
Молчаливый и подозрительный, барон не решился доверить дело слугам,
преданность которых отныне не казалась ему безупречной. Однако, впервые за
несколько лет, его мучила потребность с кем-нибудь поговорить,
посоветоваться. Оставленный на произвол судьбы местной полицией, не надеясь
на собственные возможности, он был готов поспешить в Париж, чтобы молить о
содействии когонибудь из отставных полицейских.
Прошло два дня. На третий, читая газеты, барон чуть не подскочил от
радости. В "Пробуждении Кодбека" была напечатана следующая заметка:

"Мы счастливы объявить, что в нашем городе, тому скоро три
недели, находится главный инспектор Ганимар, один из ветеранов
Сюрте. Мсье Ганимар, которому арест Арсена Люпэна, его
последнее достижение, обеспечило европейскую известность,
отдыхает от долгих трудов, приманивая на свои крючок уклейку и