"Морис Леблан. Арест Арсена Люпэна " - читать интересную книгу автора

склонности, но также для собственного развлечения. И казался человеком,
который забавляется спектаклем, устроенным им самим, и который, прячась за
кулисами, хохочет во все горло над смешными ситуациями и ходами, которые сам
и придумал. В своем жанре он, конечно, был артистом; и, наблюдая за Розэном,
упорным и мрачным, думая о двойной роли, которую, несомненно, играла эта
любопытнейшая личность, я не мог говорить о нем без восхищения. Но в
предпоследнюю ночь вахтенный офицер услышал вдруг стоны, доносившиеся из
самого темного угла на палубе. Он приблизился. Там лежал человек, голова
которого была обернута толстым серым шарфом, а кисти рук стянуты тонким
шнуром. Его освободили от пут. Подняли, оказали ему помощь. Этот человек был
Розэн. Это был, действительно, господин Розэн, подвергшийся нападению во
время одной из своих экспедиций, сбитый с ног и ограбленный. На визитной
карточке, приколотой к его платью, можно было прочитать: "Арсен Люпэн с
благодарностью принимает десять тысяч франков мсье Розэна". Отнятый же у
того бумажник на самом деле содержал двадцать купюр по тысяче. Несчастного,
конечно, обвинили в том, что он симулировал нападение против самого себя.
Но, не говоря о том, что он никак не смог бы себя таким образом связать,
установили, что почерк на карточке был совершенно иным, чем почерк Розэна, и
полностью был схож - ошибка тут исключалась - с почерком Люпэна, каким его
воспроизводила старая газета, найденная на пароходе. Таким образом, Розэн
перестал быть Арсеном Люпэном. Розэн был отныне Розэном, сыном негоцианта из
Бордо! Присутствие на судне Арсена Люпэна этой грозной акцией подтверждалось
еще раз. Воцарился ужас. Никто не решался оставаться в одиночестве в каюте,
тем более - забираться в слишком уединенные места. Пассажиры осторожно
собирались в группы людей, хорошо знакомых друг с другом, хотя инстинктивное
недоверие установилось и между самыми близкими. Ибо угроза исходила не от
определенного, а значит - менее опасного лица. Арсен Люпэн теперь был...
всеми. Возбужденное воображение приписывало ему волшебную, неограниченную
власть. Его считали способным прибегать к любым маскировкам, надевать самые
неожиданные личины, становиться по очереди респектабельным майором Раусоном
или аристократичным маркизом де Раверданом, либо, поскольку на указующем
инициале уже не останавливались, тем или иным всем известным лицом с женой,
детьми и слугами. Последующие депеши по беспроволочному телеграфу не
доставили ничего нового. По крайней мере, капитан ничего нам не сообщил. А
его молчание не могло нас успокоить. Последний день показался нам
нескончаемым. Все жили в тревожном ожидании несчастья. На сей раз мол
произойдет не простая кража, не обычное нападение; будет совершено серьезное
преступление, может быть - убийство. Никто не допускал даже мысли, что Арсен
Люпэн ограничится двумя незначительными правонарушениями. Полный хозяин
судна, на котором власти оказались бессильными, все было ему дозволено, он
мог распоряжаться и жизнями, и имуществом. Сладостные часы для меня, сказать
по правде, так как они принесли мне доверие мисс Нелли. Под впечатлением
стольких событий, беспокойная по характеру, она невольно искала у меня
покровительства, безопасности, которую я был счастлив ей обеспечить. Я
благословлял, в сущности, Арсена Люпэна. Разве не он способствовал нашему
сближению? Разве не благодаря ему я мог позволить себе самые сладостные
мечты? Любовные грезы, все менее химерические, почему бы в этом не
признаться? Род Андрези - благородного пуатвэнского корня, но герб наш
несколько потускнел, и было вполне достойно дворянина вернуть своему имени
утраченный блеск. И мои грезы, я это чувствовал, не оскорбляли Нелли. Ее