"Морис Леблан. Хрустальная пробка" - читать интересную книгу автора

- Откуда вы знаете?
- От Добрека, который посетил меня и цинично мне признался в том, что у
него было свидание и разговор с моим мужем. И вот существует список, клочок
бумажки, на котором указаны имена 27 лиц и суммы, ими взятые, и на котором,
вспомните, президент кампании расписался кровью. Есть еще более
неопределенные доказательства, о которых не подозревают заинтересованные
лица: переписка между президентом кампании и его кассиром, между президентом
и его юрисконсультами и т.д. Но важен только тот клочок бумаги с именами -
это единственное неоспоримое доказательство. Его стоит только списать или
сфотографировать, потому что его подлинность может быть строго проверена. Но
все-таки и другие улики опасны. Они уже погубили двух депутатов. Он пугает
намеченную жертву, терроризирует ее, угрожает неизбежным скандалом, и
требуемая сумма представляется или же человек погибает, как мой муж. Вы
понимаете теперь?
- Да, - промолвил Люпен.
И при наступившем молчании он представил себе всю тактику Добрека. Он
видел его владельцем этого списка, наслаждающимся своей властью над жертвой.
Депутат понемногу выступал из того глубокого тумана тайны, которым он был
окутан. Он понимал теперь, откуда деньги, которыми так широко пользуется
Добрек, и какими средствами он достигал званий главного советника, депутата,
властвующего угрозой и террором, безнаказанного и неуловимого, внушающего
страх даже правительству, которое предпочитает ему служить вместо того,
чтобы объявить ему войну. Депутат, страшный даже для судебной власти
настолько, что на место главного секретаря сыскного отделения призывают
против всяких правил Прасвилля только потому, что он смертельный враг
Добрека.
- Вы виделись с ним?
- Да. Это было необходимо. Муж покончил с собой, но его честь осталась
незапятнанной, потому что никто не подозревал истины. Чтобы защитить имя,
которое он мне оставил, я согласилась на первое свидание с Добреком.
- Первое, значит, были и другие?
- Да, еще несколько раз, - произнесла она изменившимся голосом. - В
театре, потом в Энжиене... и еще в Париже ночью... потому что мне стыдно с
ним встречаться днем, и я не хочу, чтобы об этом знали... Но это было
нужно... Мною руководило более сильное чувство, жажда мести за моего мужа...
Она приблизилась к Люпену и горячо заговорила:
- Да, месть! Она сделалась смыслом и заботой моего существования!
Отомстить за меня, за мужа, за моего погибшего сына, за все то зло, что он
мне причинил... Это была моя единственная мечта, цель моей жизни. Я хотела
погибели этого человека, хотела видеть его несчастным, видеть его слезы -
как будто он еще в состоянии плакать! Я желала его рыданий, его отчаяния!
- Его смерти, - прервал Люпен, вспомнивший сцену между ней и Добреком.
- Нет, только не смерти. Я об этом часто думала. Я даже поднимала на
него руку... Но для чего? Он, должно быть, предусмотрел все. Бумага все
равно бы существовала. И потом, убить не значит отомстить... Моя месть
требовала большего. Она хотела удовлетвориться его гибелью, его падением, а
для этого единственное средство вырвать у него его когти. Добрек, лишенный
этого документа, - не существует. Это его неминуемое разорение, и при каких
печальных обстоятельствах! Вот чего я добивалась.
- А Добрек не догадывался о ваших намерениях?