"Василий Алексеевич Лебедев. Искупление (Исторический роман) " - читать интересную книгу автора

Серпуховской поднялся, подошел к окну, заодно выглянул за дверь - не идет
ли князь - и снова вернулся в палату. У всех на виду прошел он, высокий,
светловолосый и похудевший еще больше. В минувшую зиму литовского нашествия
он пережил немало и когда готовил полки в Пере-мышле, и когда вернулся на
разоренную землю - в сожженные села отчинные, на свою треть Москвы,
пострадавшую более всего. Лучше бы, думалось порой ему, не доставалась бы
она ему по отцову завещанью... Прежде чем сесть снова на свое место,
Серпуховской мельком окинул палату, пронизанную из трех южных окошек
снопами солнечного света, хотел сказать что-то боярам, но в дверь влетел
сначала Монастырев - раскрасневшийся, улыбка во все лицо, глаза простодушно
мигают, будто молят прощения, а ямки на щеках вновь грешат неуемным
весельем. Заворчали было старики на него, тут в ответную палату вошел
великий князь.
Радостным, но сдержанным гулом встретила его палата. Закланялись
первостепенным большим обычаем - касаясь пола рукой, ближние - малым, в
пояс, родичи - низко голову склоня, и каждый норовил меж тем выловить в
лице князя настроение: забота ли обуяла его внутри княжества и обыденные
дела на их думу положены будут, или внове грозовой набат, походный, ударит
над Москвой? Так или иначе, но не минует ничто их боярского сиденья, их
участия в судьбе стольного града, их княжества, с их землями, их людьми. И
вот присмирели по лавкам. Ждут. Глядят.
Дмитрий был все в тех же заношенных сапогах мягкой зеленой кожи, но
без кожуха, а поверх была надета белая льняная рубаха под кушак с кистями,
вышитая княгиней. Голубая отбка вышивки ладно оттеняла молодую шею и темный
волос князя. Та же вышивка, только шире, обливала грудь и весело
перекидывалась на рукава и подол рубахи, перетакиваясь с темно-голубым
кушаком. Из рукавов выпростались сильные кисти рук, с младых ногтей
привыкшие к тяжелому мечу. Густая, темная волна-скобка волос упрямо гнулась
над правой бровью, оттеняя бледность лица Дмитрия. Следом за Дмитрием вошел
отрок теремной, сын погибшего ныне зимой боярина, внес кувшин с сытой и
берестяной бурачок с орехами. Через плечо у него были надеты деревянные
кружки на столбце. Все это он выставил на широком подоконнике, ближнем к
князю, поклонился только ему и вышел, прихлопывая сандалиями, плетенными из
ремней и с высокими задниками, кои издавна звались на Руси плесницами.
Дмитрий сел на столец, положил руки на колени а крепко сцепил их
пальцами. Он уже успел окинуть ответную взглядом и отметил, что брат
тысяцкого, Тимофей Вельяминов, здесь. В голове мелькнуло: правильно ли, что
не позвал военачальника на совет, но теперь уж не время было размышлять об
этом...
- Бояре! Вчерашний день, ввечеру, прибыл с ордынской земли, из самого
Сарая, гонец от тамошнего слуги нашего...
Приостановил речь свою. Все ждали, не скажет ли между деловым
пословьем, кто такой слуга тамошний, но князь по ранним наказам старших
никогда не проговаривался, сейчас он тоже умолчал о сарайберковском
епископе Иване.
- Гонец тот привезен был нашим полоняником, из Крыму утекшим. Не было
грамоты у того течца, была стрела в спине... - Дмитрий после этих слов,
сказанных тихо, повысил голос: - Князь Михаил Тверской идет во
Володимер-граа с ярлыком ханским на великое княжение! Отныне вокняжится и
возвеличится Михаил со Тверью, поставя власть свою не на праве отчины и