"Василий Алексеевич Лебедев. Искупление (Исторический роман) " - читать интересную книгу автора

дедины, но на лести и обмане!
- Блядиею [Блядь (древнерусск.) - ложь, обман] не проживет! -
проворчал Боброк, наливаясь кровью по крепкой шее, еле видной из-за широкой
бороды-лопаты, и завозил в волнении ладонями по коленям.
- Не желаем! - крикнул Акинф Шуба.
- Козел тверской! - хохотнул Иван Минин.
- Мы-те не тверские! Мы-те бороду повычешем ему! - поддержал
Монастырев, а дальше, как обвал, повалились голоса, набегая друг на друга:
- Усладил хана!
- Немало ввалил!
- Ханьё - прорва! Брюхо без дна!
- Истинно!
- Сам не избудет дьяволовой сети!
Короткие выкрики эти, в коих не слышно было голоса двоюродного брата
Серпуховского, уже знавшего загодя новость, ничего не давали уму, но сердцу
было отрадно, что верные его соратники готовы и на сей раз выступить в
поход по зову своего князя.
- Вот уже четыре... - Дмитрий выждал, когда смолкнет гул в палате. -
Вот уже четыре десятка лет минет, как земля русская не ведала великого
огня, но нынешней зимой пришел тот огонь из Литвы.
- За грехи наши... - перекрестился Плещей, ему молча вторили крестными
знаменьями старые бояре.
- Коль нагрянуло безвременье, откуда ждать ныне ворогов? -спросил
Дмитрий, однако никто не решился молвить слова, и он продолжал: -
Стараниями деда моего князя Ивана Калиты и отца моего князя Ивана Красного
Русь выжила в тихости и безмятежье, многи годы копя силу людскую, конную,
денежную, но паче того - силу духовную, и судьба ниспосылает нам испытание
той силы. Готовы ли мы встретить судьбу сию?
Опять асе молчали, глядя в широкие половицы, нл" чавшие щеляветь и
выгибаться: не было сухого леса даже для ккяжего двора после страшного
пожара четыре года назад.
- Что мыслит сам великой князь? - спросил Вельяминов.
- Наведи нас, княже, на добромыслие, - опережая старых бояр, попросил
Свиблов.
Дмитрий не чаял, что так скоро, раньше старых бояр, придется отвечать
на свой же вопрос. Он задумался ненадолго, глядя на бояр открыто,
притягивая взоры ко взгляду своему, а когда убедился, что все до единого
смотрят, тряхнул темной скобкой волос:
- А мыслю так, бояре... Непочто было нам, бояре, в обман вводить князя
Михаила Тверского, непочто было заманивать его на Москву медвяными речами,
а потом сажать его в крепь, как в замок немецкой, на дворе Гавшином. Все
три года он зло таил, а зло навлекает зло, ибо от крысы не родится голубь.
Потому-то не без сговора с Михаилом волком напал на Русь Олыерд, - Он
переждал минуту тяжкого молчания и закончил: - Моя вина в том, что послушал
в те годы совет боярской, вас, бояре-советчики. Вину перед богом и людьми
на себя принимаю также и за то, что обидел митрополита, владыку Алексея, во
грех ввел его, нарушив его святое слово защиты князя Михаила.
Теперь вика была видна всем, но кто же легко признает вину свою?
- Он руку твою сильную почуял, княже! - сказал Акинф Шуба.
- А ныне он против моей руки ищет иную сильную руку!