"Василий Алексеевич Лебедев. Искупление (Исторический роман) " - читать интересную книгу автора

баб-портомойниц на Москве-реке, такие половики мягкие, послушные, пахнут
привольем подмосковного поля, сравнятся ли с ними ковры немецкие?
Дмитрий подошел к оконцу, заслонив его широкой - в отца - спиной, и
надолго приник к слюдяной соте. Там, внизу, за Москвой-рекой, за Великим
лугом, был уже виден монастырь Иоанна-под-Бором и совсем близко, правее
Рязанской дороги, темнело избами село Ка-дашево. Левее, за великим изгибом
реки, завиднелся монастырь Андроньев, чуть ниже, к ордынской стороне,
проступил на краю зари Рождественский... Между ними темнели слободы и
небольшие села - ласточкины гнезда Примосковья. Смотреть в эту сторону было
сейчас отрадно и удивительно: с ордынской стороны целы посады, села и
слободы, а вот с полуношной мало что ныне уцелело - всю зиму чернели
пепелища после нашествия Ольгерда. Этот огонь, пришедший с литовской земли,
смел села Сущево, Напрудское, Кудрино, что на реке Пресне, Михайловское на
Яузе... Подобно Батыю, выжег Ольгерд Занеглименье - нежданно напал,
подгадал, когда войско московского князя было далече, под началом брата,
Владимира Серпуховского, - выжег все в ту роковую неделю и утек восвояси.
Не решился ворог брать Кремль: не по копью пришлись новые белокамкг-ные
стены, да и войско Серпуховского вот-вот могло прищемить ему хвост, так и
утек, нечестивец, упившись кровью христианской. И откуда нагрянула беда? С
немецкой стороны! Разве ждешь...
Но Дмитрий понимал, что не просто себя потешить да коней размять
нагрянул Ольгерд. Он пришел на Русь, дабы смести престол московского
великого князя - возвеличилась и грозна стала Москва - и утвердить на
старинном престоле Владимирском, главном престоле русских князей, зятя
своего, тверского князя Михаила, а заодно и прихватить порубежные северные
земли русские. Вот она, привада-то волчья! Вот зачем восемь дней и ночей
горели посады, Занеглименье, села, слободы... И чего ему, Ольгерду, не
сидится? У самого житье не сахарное: то с западной стороны грозят-то
восходная сторона нет-нет да и помянет ему старые грехи. Вот и бьется
Ольгерд между коварным немецким орденом и заносистым Псковом. Не раз и не
два псковская поволыцина бросала соху и громила замки немецкие и литовские
- кто попадет под. горячую псковскую руку... Вот и хотелось неуемному
Ольгерду, поседевшему в боях,- разом, поставить всех на место. Для того
вошел он в- тайный сговор с Тверью и с Орден, но не так-то просто ныне
сокрушить Москву.
И все же горько, было оттого, что вольны покуда недобрые соседи войти
в его землю и чинить в ней погром. Горько!
Вчерашний день ездил Дмитрий с малою дружиною. пасынков по сожженным
местам, и тесно было в груди, нехорошо... Доколе же, думалось, будет литься
кровь на землю эту? И все стояли в глазах те дни, когда выла Москва по
убитым, по угнанным во полон, когда сносили во скудельницы [Скудельница -
сиротская (братская) могила] на платах да плащах-мятлях тела христианские.
Жили в родстве, умерли безродными: кого вместе с семьей побили, кого во
полон увели, вот и хоронили в скудельницах за малую плату и без гробов от
митрополита и от князя - так-то на Руси повелось... Но обиднее всего было
Дмитрию, что и тут не обошлось без черной помощи тех же христиан:
смоленский князь Святослав - то ли от трусости, то ли добычу почуя - пришел
вместе с Ольгердом, своих бил - вот она, погибель-то Руен!
"Доколе терпеть? Избудет ли сие?" - едва не вслух вырвалось у него.
Прикусил губу, уперся высоким чистым лбом в бревшшу над оконцем, смял