"Александр Герасьевич Лебеденко. Восстание на 'Св.Анне' " - читать интересную книгу автора

Уже наши цепи подошли на 5-6 саженей к бревенчатой ограде, как вдруг
против нас разом заработало несколько пулеметов. Огонь был неожиданный,
меткий.
Мы сразу поняли, что попали в ловушку.
Ринулись было назад к реке, но здесь нас ждали еще два спрятанных в
кустах пулемета, которые и взяли всю партию под перекрестный обстрел.
Не знаю уж, сколько из наших осталось в живых. Я упал под старой
сосной, раненный в ногу, и после боя белые приволокли меня в блокгауз. Здесь
мне показали труп нашего друга-солдата. У него были переломаны и выворочены
руки, на лбу зияла кровавая красная звезда... Я понял причину нашего
поражения и хорошо представил себе, как было написано письмо, которому мы
поверили.
Меня не убили - я и до сих пор не знаю почему, - а весной отправили в
Архангельск. Кажется, меня приняли за важного большевика и хотели обменять
на какого-то захваченного в плен князя. Но по дороге в Архангельск мне
удалось бежать с барки и скрыться в кустах на берегу Северной Двины. В это
время на мне была старая солдатская шинель, и, когда меня, истощенного от
голода, нашел на берегу белый патруль, я легко сошел за дезертира, был судим
и отправлен в Иоканку. Там я встретился с моими товарищами, которые были
арестованы за попытку бастовать. Оба они работали на одном из архангельских
заводов и вели агитацию против белых.
Иоканка - вот место, которое я никогда не забуду. Не знаю, есть ли
где-нибудь в мире тюрьма страшнее Иоканки.
На пустынном мурманском берегу есть небольшая бухта. Ни деревца, ни
куста, ни травы нет вокруг нее на много километров. Кругом только камни и
мшистое топкое болото. Море замерзает здесь на 8 месяцев в году. По берегу
нет ни дорог, ни тропинок. Даже лопари и ненцы не заходят в эти проклятые
места. Здесь круглый год дуют неистовые колющие ветры, от которых никуда не
спрячешься; они несут стужу из просторов Ледовитого океана, разбиваются о
гранитные скалы берега и кружатся и вьются в полуоткрытой бухте, завывая
долгими ночами, как тысячная стая волков. И вот здесь белое правительство
Архангельска выстроило дощатые тюремные бараки. Даже царским министрам не
пришло в голову выстроить тюрьму в таком месте. Строили наскоро, наспех. Меж
досками стен остались щели. Крыша была вся в дырах. Ветер, дождь и снег
свободно гуляли по баракам.
Это была "краткосрочная" тюрьма. Здесь никто не мог выжить дольше 3-4
месяцев. Цинга, простуда, чахотка - вот что ждало заключенных. Бараки были
обнесены несколькими рядами колючей проволоки, но даже если бы у нас не было
часовых и все выходы были бы широко раскрыты, все равно отсюда никто бы не
ушел. И то, что нам все ж удалось выбраться из этой каторжной тюрьмы, похоже
на чудо. В Архангельске временно получили влияние эсеры, нас внезапно
потребовали в Архангельск на суд, и мы попали на "Святую Анну". Вы,
вероятно, жалели нас все это время, а для нас после Иоканки наша каюта
показалась раем. Впрочем, теперь, - закончил Гринблат, - Иоканка кажется мне
каким-то странным сном. Не верится, что может быть на самом деле такое
страшное, проклятое место.
После рассказа об Иоканке обычно все долго молчали.
Но потом опять на Гринблата сыпались дождем вопросы о белых, о красных,
о землях, мимо которых мы проходили, об Африке, о Сахаре, о Риме и
Карфагене, и у этого человека были всегда готовы ответы, толковые и ясные,