"Дэвид Лисс. Торговец кофе (Роман)" - читать интересную книгу автора

удовольствие, содержа этот дом в порядке и делая себя неуязвимой в его
глазах.
После переезда в Амстердам Даниель разрешил ей нанять несколько слуг,
но вскоре узнал: оказывается, в Голландии принято, чтобы жены, даже жены
самых важных берен, трудились по дому вместе со служанками. В бездетном доме
было не принято держать более одной служанки. Даниель обрадовался, что можно
сэкономить, и уволил всю прислугу, оставив одну девушку помогать Ханне по
дому, отдав той предпочтение, как католичке.
- Вы устали, - повторила недовольно Аннетье и пожала плечами.
Ханна немного говорила на голландском, а Аннетье еще меньше знала
по-португальски, так что их общение сводилось к минимуму. Но и этого
минимума оказалось многовато. Ханна, глупая, глупая Ханна, поначалу слишком
доверилась девушке. Она поверила ее милой улыбке, ее добродушному нраву и ее
глазам цвета морской волны. Пока они трудились бок о бок, как равные, скребя
стены, драя крыльцо, проливая пот на кухне, Ханна полюбила девушку и
открылась ей. Аннетье учила Ханну голландскому, как могла, и терпеливо
старалась освоить португальский. Она научила Ханну, как нужно скрести
ступени парадного крыльца (чего в Лиссабоне никто никогда не делал), как
выбрать лучший товар на рынке на площади Дам и как понять, добавил ли
булочник мел в тесто, чтобы сделать хлеб белее.
Ханна стала считать девушку своим единственным настоящим союзником. У
нее было не много подруг среди других еврейских женщин во Влойенбурге, да и
времени на дружеские отношения оставалось мало, если учесть, насколько она
была занята работой по дому. Она должна была скрести полы, стирать одежду,
готовить еду. Завтрак до зари, обед, когда Даниель приходил домой с биржи, а
это могло быть в любое время от двух до шести, и обед должен был всегда быть
готов, и потом легкий ужин в зависимости от того, когда он обедал. Кроме
этого, он приглашал гостей на Шаббат и Гавдалу. Иногда, если были приглашены
друзья или коллеги, он надзирал, как Ханна и Аннетье готовят еду, давая
глупые советы и мешаясь под ногами.
Ханну за всю ее жизнь никогда еще не заставляли столько трудиться. В
Лиссабоне ее просили шить и штопать одежду и помогать готовить по
праздникам. Она присматривала за детьми старших родственников, ухаживала за
больными и престарелыми. Но ничего подобного ей делать не приходилось. Через
неделю Аннетье нашла ее в углу, содрогающуюся от таких сильных рыданий, что
ее голова чуть не билась о кирпичную стену. Девушка умоляла ее сказать, что
случилось. Но с чего начать? Что было не так? Амстердам. Евреи. Молитвы.
Синагога. Кухня. Уборка. И Даниель. Все было не так, но об этом нельзя было
говорить вслух, поэтому она дала себя успокоить, принести горячего вина и
спеть песенку, будто ребенку.
А потом она начала рассказывать Аннетье все свои секреты. Как она без
ведома мужа ходила к колдунье, жившей за городом, чтобы та своей ворожбой
помогла ей забеременеть. Она рассказала о причудах и страхах Даниеля, о его
холодности. Например, он никогда ни при каких обстоятельствах не мог
полностью снять всю одежду. Она рассказала Аннетье, что, сходив на горшок,
он потом многократно подходил к нему, чтобы понюхать.
Она много чего рассказала девушке, и теперь об этом жалеет. Даже в
момент откровенности она знала, что рассказывает слишком много. Возможно,
именно потому она это и сделала. Говорить о запретном, просить о помощи в
делах, в которых нельзя помочь, - все это было слишком восхитительно. И это,