"Иван Ле. Хмельницкий. Книга третья" - читать интересную книгу автора

Стенпчанского. На боку у них висели только сабли. Но все же вооружены! А
лица... мужественные, суровые! Что им нужно от герцога, когда они,
очевидно, берут все, что захотят, не спрашивая согласия? Высматривают,
шпионят?..
- Да, ваша светлость! Мы не желаем больше воевать и просим убежища у
милостивых амстердамских господ... - начал Максим и смутился.
Герцог улыбнулся, услышав "просим убежища". Улыбнулись и сопровождавшие
парламентеров воины, считая улыбку властелина хорошим признаком. А он
вдруг, словно уязвленный таким панибратством, заорал:
- Воины польского короля, иезуиты?
- Да нет! Мы...
- Обезоружить и... в карцер! Как военнопленных, - вспылил герцог,
чем-то неожиданно возмущенный. Неужели только потому, что он принял их за
бесстрашных гусар, воинов злого иезуита польского короля!..
Резко повернулся и скрылся за дверью, на ходу подхватывая очки,
висевшие на шнурке.
Бдительные карабинеры, доставившие лисовчиков, словно только и ждали
этой команды. Сам офицер, точно изголодавшийся пес, тут же набросился на
Кривоноса. Вмиг сорвал с него ремень с саблей и в спешке уронил ее на пол.
А карабинеры уже связывали Кривоносу руки за спиной, чуть было не свалив
его с ног. Именно Кривоноса они считали атаманом этого опасного польского
отряда.
- В чем дело? - в недоумении воскликнул Стенпчанский, пятясь назад.
В следующее мгновение, когда карабинеры бросились к Стенпчанскому, он
молниеносно выхватил из ножен палаш и грозно взмахнул им. Тяжелый, как у
крестоносцев, и острый, как сабля. Карабинеры отскочили в сторону. А в это
время крикнул связанный Кривонос:
- Что ты делаешь, безумец?! Беги скорее к хлопцам, покуда голова цела!
Когда Стенпчанский стремительно выбежал из последних дверей во двор, то
прежде всего увидел Вовгура с оголенной саблей в руке и художника
Рембрандта с листами бумаги и толстыми угольными карандашами. Рембрандт,
опершись спиной на коновязь, торопливо рисовал Вовгура. Он спешил
воспользоваться светом заходящего солнца. Отдохнувший конь Вовгура,
почувствовав отпущенные поводья, вставал на дыбы и бил ногами землю.
- Измена, пан Вовгур! Пана Максима опозорили, связали!.. - крикнул
Стенпчанский.
Миг - и он был уже на своем ретивом коне. Словно плененный этой
картиной, оживился и Рембрандт. Он быстро водил карандашом по бумаге,
делая набросок. И только выстрел, раздавшийся на крыльце герцогского
дворца, словно разбудил очарованного художника. Оторвавшись от мольберта,
он увидел только хвосты коней с двумя всадниками. Минуя охрану у ворот,
казаки, подстегивая отдохнувших жеребцов, изо всех сил понеслись прямо на
забор!
Захватывающее зрелище этой бешеной скачки будто парализовало не только
художника, но и карабинеров. С какой стремительностью кони перескочили
через забор, какие бесстрашные всадники управляли ими! Только тогда, когда
беглецы скрылись за углом улицы, карабинеры бросились к своим лошадям.
- Сможет ли пан Вовгур один поднять наших, покуда я буду задерживать
карабинеров? - переводя дух, спросил Стенпчанский.
- Смогу! И вместе с ними скакать прямо во дворец или как? - торопливо