"Иван Ле. Хмельницкий. Книга третья" - читать интересную книгу автора

как войска Короны, к походу под водительством его гетманов, как только
получим приказ: то ли сжечь наши челны, то ли вывести из Запорожья чернь,
если ее окажется больше, чем необходимо для охраны. В деле реестров,
запутанном теперь, после разгрома казачества, полагаемся на милосердие и
волю короля, всей Речи Посполитой и панов гетманов. Какой порядок
установит из милосердия король, такой мы и примем и будем придерживаться
его в полной преданности Речи Посполитой на вечные времена. И в этом
клянемся, вознося руки к небу..."
Генеральный писарь снова посмотрел на Адама Киселя. Тот даже вздрогнул
и порывисто поднял обе руки вверх. Некоторые старшины последовали примеру
Киселя. Другие подымали руки медленно, искоса поглядывая на своих соседей.
И когда побежденные подняли руки над головами, Богдан дочитал, повысив
голос до предела, выражая этим верноподданность:
- "...чтобы впредь не было подобных бунтов, как и милосердия,
оказанного ныне казачеству, даем мы кровью нашей писанное обязательство,
скрепленное войсковой печатью и подписью нашего войскового писаря. Это
обязательство должно находиться в полках реестрового казачества и всегда
напоминать нам о грозной каре, как и о милосердии короля и Речи
Посполитой".



21


Наступила жуткая тишина. Богдан положил пергамент на красную скатерть,
словно на окровавленную плаху. Внимательно следящий за проведением всей
этой процедуры Адам Кисель подал ему чернильницу и перо.
Писарь хотя и взял в руки перо и обмакнул его в чернила, но, вспомнив
что-то, снова поднялся. Какое-то мгновение смотрел на обесславленных
старшин, словно хотел убедиться: действительно ли они проклинают
казачество и отрекаются от него, от самих себя, от отцовских заветов, от
священной борьбы за свободу народа? Он не видел, но чувствовал, как
пристально смотрит на него польный гетман, как двоюродный брат гетмана
Станислав Потоцкий, не скрывая иронии, посмеивается, а может, и
сочувствует светски образованному писарю. Чего они еще ждут от
генерального писаря реестрового казачества, на что надеются, чем хотят
потешиться напоследок...
- Эту написанную кровью обездоленного казачества тяжкую присягу
действительно подпишу я, доверенный его величества пана короля и
признанный вами писарь королевского войска реестровых казаков, - медленно
произнес Богдан. - Написана она в полном согласии и зачитана на раде
старшин и казаков под Боровицей в канун рождества года божьего 1637-го.
Потом быстро сел и размашисто вывел: "Богдан Хмельницкий, войсковой
писарь, именем всего войска его королевского величества скрепляю казацкой
печатью и собственной рукой".
И отошел от стола, не глядя ни на кого. Адам Кисель схватил документ
казацкого позора и деловито протянул руку, забирая у Богдана перо. А
возмужавший и умудренный жизненным опытом Богдан стоял, глубоко переживая
позор казаков, но веря в великую силу своего народа. Он понимал, что