"Иван Ле. Хмельницкий. Книга третья" - читать интересную книгу автора

вместе с пером ускользал от него почетный титул генерального писаря. Как
воспримет это мать?..
Он даже не заметил, как подошел к нему полковник Станислав Потоцкий.
- Чудесно, пан Хмельницкий! Прямо как в Римском сенате... - пожимал он
похолодевшую руку Богдана, словно собирался оживить ее, подбодрить и его
самого.
- Я очень умилен, уважаемый пан Станислав, что именно в такую минуту
унижения вы дружески протянули мне руку. Сердечно тронут! А не знаете ли
вы, милостивый пан Станислав, что-нибудь о нашем общем друге юности?
- О пане Станиславе Хмелевском?.. Вот так же, как и вы, хандрит наш пан
Станислав. Служит старшиной в гусарском полку Станислава Конецпольского в
Кракове. Пан Богдан, очевидно, помнит прекрасное изречение Пьера Кардинала
о поповском "племени", кажется, из латинской сатирической классики...
- Пресвятая матерь, да разве при таких заботах удержится что-нибудь в
голове... Не так ли, как там у него: "Поповское племя грешит дни и ночи.
Только остаток суток они - чудесные люди!.."
- Вашей памяти можно позавидовать! Действительно, вот так растрачивает
время и наш Стась: весь день занят с гусарами, а всю ночь, точно клещ на
теле, изматывает его гетманская служба. Только остаток суток он
свободен...
- Полковник?
- Королевским указом не присвоили ему этого воинского звания. Но по
милости пана краковского каштеляна исполняет эти функции... Прекрасного
служаку нашел себе пан, завидно смелый и... оригинальный казак. Я помню
наше с ним первое знакомство.
- Растут люди, мой добрый пан Станислав, - со вздохом произнес Богдан.



22


Ганна провожала до ворот сотника Якима Сомко не как гостя, а как брата.
Мороз на дворе ослабел, в воздухе летали мелкие снежинки. Густые облака
затянули небо, приближая наступление зимних сумерек.
- Вроде и не заезжал ты к нам, Яким. А помнишь, как прежде мы с тобой
не любили разлучаться? - печально покачав головой, сказала Ганна.
- Тогда нас было только двое, Ганнуся. А теперь ты... сама стала
матерью!
- Таких, как были мы тогда, тоже только двое, Яким...
Смотрела на одетого в казацкую форму брата и любовалась им. Он был в
синем шелковом жупане, подпоясанном красным кушаком. Яким не жалел денег
на одежду. На боку у него висела турецкая сабля, подаренная старым
полковником Ганнусей, за кушаком торчали рожки с табаком и порохом. Да и
чуприна у него, как и у Богдана, по-шляхетски подстриженная...
- Когда еще заедешь? Не так уж много у меня братьев, Яким... - то ли с
грустью, то ли с упреком произнесла.
- Скучаешь?
- Только ли от скуки болит душа? Да и есть кому меня развлечь! Один
Тимоша так поразвлекает за день, что не дождешься, когда в постель ляжешь.