"Иван Ле. Хмельницкий. Книга третья" - читать интересную книгу автора

прислушивался Кисель. Он боялся не того, что Хмельницкий пропустит
что-нибудь, а замены слов. Это бросило бы тень на него, добропорядочного
составителя этого выдающегося документа, свидетельствовавшего о казацкой
покорности. От писаря, у которого джура такой сорвиголова... всего можно
ожидать!
- "...Была это вина нашей старшины, - еще громче и выразительней изрек
писарь, - старшины, забывшей о Куруковском договоре, скрепленном нашей
кровью, в котором были определены условия, установленные для Запорожского
войска его милостью паном Станиславом Конецпольским. Забыли мы и о нашей
присяге и прежде всего об уважении к старшинам, назначенным под Росавой от
имени королевской власти вельможными комиссарами Адамом Киселем,
подкоморнем черниговским и полковником Станиславом Потоцким, почтенным
родственником польного гетмана Николая Потоцкого. Пушки, добытые в
кровавых боях за Дунаем и принадлежащие Запорожскому войску, мы увезли из
Черкасс. Да еще осмелились кроме установленного Короной семитысячного
войска реестровых казаков выставить отряды вооруженных украинцев, избрав,
вопреки воле Короны, старшиной мерзкого Павлюка, и выступили на свою
погибель супротив войск ясновельможного Николая Потоцкого, чтобы завязать
бой с войсками, руководимыми его милостью. Но сейчас на месте этого
сражения под Мошнами и Кумейками сам бог исполнил свой жестокий карающий
приговор над нами..."
Адам Кисель не выдержал, нервно коснулся руки Богдана, в которой был
пергамент. "Прервав чтение, Хмельницкий резко повернулся к Киселю, кивнул
головой, соглашаясь с не высказанными сенатом возражениями. И еще раз
повысил голос:
- "...Сам бог исполнил свой священный и справедливый приговор над нами
так, что королевские рыцари разгромили наш лагерь, захватили пушки,
отобрали хоругви и все знаки, наших полков и клейноды. И мы лишились
заслуженно полученных нами от правительства Речи Посполитой наград,
свидетельствующих о казацкой славе. Большая часть славного казачьего
войска сложила свои головы, а жалкие остатки его ясновельможный польный
гетман со своими королевскими войсками настиг под Боровицей, окружил и,
карая судом божьим, хотел всех перебить в штурмовой атаке на том же самом
месте, где были уничтожены старшины. Тогда все мы, чтобы прекратить
пролитие христианской крови и сохранить свои жизни для службы Речи
Посполитой, попросили пощады у ясновельможного цельного гетмана. Наших
старшин Павлюка, Томиленко и других, которые довели нас до такого позора и
всего злого, мы передаем в руки победителя - пана польного гетмана. Что
касается Скидана, возглавлявшего бунт, который удрал, обязуемся сообща
найти его и доставить ясновельможному пану гетману. А в отношении старшого
над нашим войском, которого мы испокон веков избирали сами,
ясновельможный, в наказание нас, запретил избирать в дальнейшем до
справедливого решения этого дела королем и правительством Речи Посполитой.
Мы присягаем верно подчиняться поставленному над нами ныне переяславскому
полковнику пану Илляшу Караимовичу, который остался верным Короне и указам
милостивого короля и правительства Речи Посполитой. А чтобы вымолить
милосердие короля, мы посылаем избранных от нас послов в Варшаву, к
пресветлому Сенату всей Речи Посполитой, а также к великому гетману
ясновельможному пану Станиславу Конецпольскому. Что же касается Запорожья,
челнов и количества вооруженной охраны, обязуемся всегда быть готовыми,