"Андрей Лазарчук. Иное небо" - читать интересную книгу автора

нас никогда не покидали оптимизм и вера в будущее, как не покидали они
этого славного патриарха. Прозит!
Пили, восхищенно жмурились, обменивались только междометиями. О-о!
М-м-м! Э-эх! Да-а, господа... Мягкий, шелковый напиток. Безумно богат его
букет и неизмеримо коварство: со второй порции отключаются ноги. После
третьей-четвертой возникает странный эффект: тебе кажется, что голова твоя
по-прежнему светла и ты практически трезв, только весел; в
действительности окружающий мир ты уже практически не воспринимаешь -
остаешься лишь ты сам и твои собутыльники и сотрапезники. Не зря же целую
бочку Семенов заначил до Страшного Суда. Иммунитета к "Турксибу" нет, от
него пьянеют даже самые стойкие; похмелья после него тоже не бывает.
Вместе с ломтиком лимона я бросил в рот капсулу холапана. Теперь печень
активно погонит желчь, а поджелудочная железа начнет выбрасывать в кровь
огромное количество инсулина. Надо не прозевать момент и съесть что-нибудь
сладкое...
Сказал тост полицейский. Он предложил выпить за прекрасных дам, за
наших жен и любовниц - пусть никогда не встречаются! Выпили - с большим
удовольствием. Я достал следующую бутылку, а проводник принес еще один
лимон и банку японских консервированных фруктов. Теперь процесс становился
самоподдерживающимся: таково свойство практически всех смешанных
русско-немецких компаний: пить до отпада. Порознь может быть и так, и
этак, а вместе - тушите свет. Вероятно, таким путем русские сублимируют
свою полувековую мечту о реванше, а немцы глушат насмерть темные
предчувствия.
Заскрипев сочленениями, поезд тронулся. Уплыл назад мокрый часовой,
мокрый газетный киоск, мокрые офицеры пограничной стражи под мокрыми
зонтами, кончились платформы, застучали колеса по стрелкам, мелькнули
светофоры и знак "граница станции", побежали мимо пристанционные
постройки, домики, переезд со шлагбаумом, на дороге грузовик, два
трактора, мотоцикл, еще дальше - ферма, жилой дом, и теплицы, теплицы,
теплицы, гектара два теплиц... местность была плоская, как блин, и в такую
погоду особо унылая... деревья в лесополосах застыли по стойке смирно и
ничем не напоминали создания природы, а редкие березовые колки всем своим
видом выказывали смирение и понимание того, что оставлены они жить только
из невыразимой милости... Уже выпили и по третьей, и по четвертой - под
какой-то совершенно непристойный тост, сказанный Р-147 , и под робкое
"Это... за знакомство, что ли..." проводника. Стало совсем темно, дождь
усилился, окно, несмотря на гидрофобное покрытие, заливало водой. Тучи
вспыхивали лиловым, и гром, хоть и ослабленный, проникал в вагон. Нет, ты
скажи, требовал полицейский у проводника, ты скажи: справедливо это? Я тут
всю жизнь живу, и отец мой жил, и деды, и прадеды, а он мне: оккупант?
Справедливо? Зепп, бил себя в грудь проводник, Зепп, бля буду!.. Потому
что все мужики хамы, объясняла Р-147, вам всем одно нужно, что я, не знаю,
что ли? Примитивное удовольствие. Воткнул - и к следующей. Что я, не вижу?
Комплекс Кулиджа. Воткнул - и дальше побежал. На нее не обращали внимания.
Ты пойми, тряс рукой проводник, ты пойми: русский человек - это русский
человек! Ты, главное, суть пойми!.. Меня вдруг затрясло: теплая пелена
опьянения исчезла, и я оказался под леденящим взглядом исполинского глаза,
как бы под лучом замораживающего прожектора - я все уменьшался в размерах,
а глаз рос, рос, уходя в бесконечность... срочно нужно было съесть что-то