"Андрей Лазарчук. Иное небо" - читать интересную книгу автора

сладкое, срочно - я упустил момент... рука почти чужая: я отстраненно
смотрел, как она неуверенно сыпет сахар в остывший чай, ворочает там
ложкой, поднимает чашку... начинался настоящий озноб, но я успел судорожно
выхлебать приторный сироп. Теперь можно и коньячку, настоящего коньячку
без легенд и излишнего коварства... зачем я вообще это сделал? Черт его
знает... Полицейский тряс бутылкой, силясь добыть еще хотя бы каплю. Я
встал - тело ныло, как после тяжелой продолжительной болезни, сердце
неслось куда-то в третьем режиме, - и достал литровую бутыль "Хасана".
Это, конечно, пойло, травяной настой, но он хорош тем, что после него не
болит голова. Вот - русский человек! - воскликнул проводник, простирая
руки. - Он понимает душу любого - русского, немца - любого!.. Я не
русский, сказал я. Я полуполяк, полуиспанец. У меня мама - Родригес. Все
равно, ты русский! - настаивал проводник. - Ты думаешь по-русски, и ты
понимаешь русскую душу. Разве что, согласился я. Теория крови - это блеф,
веско сказал полицейский. Партия разобралась и дала бредням Розенберга
суровую оценку. Бредни Розенберга разоблачены, разоблачен и сам Розенберг.
Верно, Зепп, все люди братья, подхватил проводник, давай на брудершафт!
Стали пить на брудершафт. Полицейский с проводником, я с Р-147. От таких
губ тоже должно бить током. Но почему-то не било. Р-147 откинулась назад и
издала слабый стон - будто где-то далеко, в каменной пустыне, взывает о
помощи живое разумное существо. Налили еще по одной, теперь была моя
очередь целоваться с проводником. Это оказалось не так ужасно, как
представлялось. Глазки у проводника были уже как у вареного поросенка.
Р-147 целовала полицейского взасос, правая рука ее скользнула вниз по
мундиру, нашла ширинку - и замерла в восхищении. За окнами прогрохотали
фермы моста - мы переезжали Тобол. Гроза осталась позади, из-за туч
выскользнуло солнце и заплясало на зеркальном куполе "Евразии"; из
светящегося тумана проступил похожий на перевернутую букву "у" силуэт
"Самсона" - знаменитого курганского небоскреба. В прошлом году мы работали
в нем и вокруг него: "Дети Адольфа" пытались добраться до сейфов
"Сибнефти", захватили заложников... В простоте душевной они считали, что
снять их со сто четвертого этажа будет трудно. Так... пришел мой черед
целоваться с полицейским. Он уже ничего не понимал. Р-147 заставляла
проводника слушать, как у нее бьется сердце. Братские чувства ее просто
переполняли. Колеса снова застучали на стрелках, и тут в проводнике
шевельнулись профессиональные навыки. Едем, что ли? Ну да, едем... Он
подобрался к окну. Поезд задрожал и остановился. Неверными шагами
проводник двинулся в коридор, но тут же появился вновь, пятясь, сжимаясь
во что-то маленькое и незаметное. Вошли и замерли в глубокой растерянности
три полицейских офицера. Наш полицейский встал, оправил мундир, нашел
фуражку и с третьей попытки надел ее. Повернулся ко мне, покачал толстым
пальцем перед носом, сказал строго: Зепп Клемм не оккупант! Запомни и
передай всем - Зепп Клемм не оккупант! На вот - чтобы помнить... Он снял
часы и стал надевать их мне на руку. Не оккупант, повторял он, не
оккупант, не оккупант...



7.06.1991. ОКОЛО 3 ЧАСОВ НОЧИ.
ГДЕ-ТО МЕЖДУ ЕКАТЕРИНБУРГОМ И КАЗАНЬЮ