"Борис Андреевич Лавренев. Ветер (Повесть о днях Василия Гулявина) " - читать интересную книгу автора

лицо (четко белело оно на серой масленой стене, опущенное черной бородкой).
- Меньше пил бы, дурак, умней был бы... Гулявин вскипел:
- Полундра... черт поддонный! Ты, должно, умный стал, как тебе ноги
ободрало? Сухо усмехнулся матрос.
- У меня одна задница останется, и то умней твоей головы будет. Время
не такое, чтоб наливаться.
- Какое же такое время, по-твоему?
- Долго, брат, рассказывать... Хочешь, вот почитай лучше, - сунул руку
под матрац и вытащил затрепанную книжонку.
Взял Гулявин недоверчиво, прочел заглавие:
"Почему воюют капиталисты, и выгодна и нужна ли война рабочим?"
Сел у окошка и давай читать. Даже в голову ударило сразу, и огляделся
по сторонам:
- Одначе... кроют! Чистая буза!
Прочел книжку до конца, и сделалось у него в мозгу прямо смятение.
Ночью, когда спал весь госпиталь, в темноте, сел Гулявин на койку
безногого, и безногий звенящим шепотом швырял ему в ухо о войне, о царе, о
Гришке-распутнике, о том, как рабочие силу копят, и что ждать уже недолго
осталось и скоро дадут барам взашей.
- И офицерье пришить можно будет? - спросил вдруг Василий.
- Всех, брат, пришьем!
- Спасибо, братишка, обрадовал!
И в темноту зимней ночи, свисавшей за окнами, погрозил Гулявин большим
кулаком.
С той поры стал безногий давать Гулявину разные книжки, которые
приносили ему с воли навещающие.
И жадно, как хмельную обжигающую ханжу, глотал Гулявин неслыханные
слова. Многого не понимал, и сосед слабеющим голосом растолковывал
непонятное, старательно и долго.
А в первых числах февраля, в полночь, серьезно и тихо умер сосед.
Пришла сестра, сложила ему руки и прикрыла глаза. Потом вышла известить
госпитальное начальство Гулявин быстро приподнял матрац и выгреб книжонки,
перебросив их под свою подушку.
Постоял возле покойника, посмотрел на тонкий прозрачно-желтый нос,
нагнулся и крепко поцеловал мертвого в губы.
- Прощай, братишка! Расскажи на том свете матросне, что наша возьмет, -
и накрыл сухое лицо простыней.
До середины февраля провалялся еще Василий, а потом комиссия при
госпитале дала ему две недели для поправки здоровья.
И решил Гулявин съездить в Питер, к давней зазнобе своей Аннушке, что
служила в кухарках у инженера Плахотина, на Бассейной.
"В крайнем разе отъемся на инженеровых бламанжах, и Анка тоже баба не
вредная".
Получил после двадцатого февраля документы и, сидя в вагоне, чем ближе
подвигался к Питеру, тем больше слышал тревожных разговоров, что неспокойно
в столице, бунтуют рабочие, а солдаты не хотят усмирять.
И от этих вестей сердце Василия распирало ребра и не билось, а
грохотало тревожно, напряженно и часто.
Над поездом безумствовала и выла февральская злая вьюга