"Эрик Ван Ластбадер. Воин Опаловой Луны ("Воин Заката" #4)" - читать интересную книгу автора

дармовщину. Мне не повезло. Тот повар, который ко мне благоволил, в ту ночь
не работал. Я вышел из харчевни и пошел вдоль воды, наигрывая на флейте,
только чтобы просто заглушить голод. Помню, была полная луна. В деревнях ее
иногда называют урожайной луной - плоская, как кружок из рисовой бумаги, и
светлая, как золотое солнце. После я понял, что самым странным было то, что
ее имя как раз и означало "луна". Она была рыжей. В зеленых ее глазах
плавали маленькие коричневые крапинки. Кожа ее тоже была вся в веснушках,
она вся солнечно светилась. Она была в морском плаще темносинего цвета. Цуки
улыбнулась, увидев меня, и остановилась, прислушиваясь к мелодии. Я до сих
пор помню тот напев. Хочешь послушать?
Не дожидаясь ответа от Мойши, он просвистел затейливую мелодийку,
грубоватую и печальную, как вересковая пустошь холодным зимним утром. Это
было лишь слабое эхо тех законченных, сложных мелодий, которые Коссори
сочинял сейчас, но Мойши все равно услышал в ней волшебное очарование,
прообраз творений истинного художника.
- Прекрасно, - прошептал Мойши.
На приближающейся телеге на грубом деревянном облучке сидел сонный
кубару. Рядом приткнулся еще ктото в плате с натянутым на голову капюшоном.
Спал, наверное. Вожжи свободно висели, и бык еле брел сам по себе.
Разбуженный шумом пес выбежал из подворотни и лаял на телегу, пока кубару не
поднял голову и не прикрикнул на псину. Телега протарахтела мимо них,
медленно, словно на своих деревянных осях тащила все тяготы мира.
- Да, в ней коечто есть, - тихонько проговорил Коссори, словно
обращался к ветру. Помолчал немного. - И все равно это была неуклюжая
мальчишеская мелодийка. "Ты хорошо играешь", - сказала она мне. "Сам
научился", - ответил я. "Правда? - Она подняла бровь. - Тогда у тебя
настоящий талант". Я не поверил ей и подумал - чего ей на самомто деле от
меня надо? "Откуда вамто знать, госпожа?" - спросил я. Наверное, я ждал, что
она рассердится, но она рассмеялась, закинув голову. Затем вынула
прекраснейшую флейту, какую я когдалибо видел. Она была завернута в
промасленную тряпицу, чтобы защитить ее от соленого воздуха. Флейта была из
эбенового дерева, а дырочки были окованы серебром. И тут она начала играть.
За десять тысяч лет я не описал бы тебе, насколько виртуозна была ее игра.
"Полагаю, теперь ты захочешь научиться так играть?" Лицо ее все еще
смеялось. "Да, ответил я. - Да!" - "Тогда идем со мной, и я тебя научу". Она
подняла руку - и мыс под моими ногами словно вздыбился, и волна поглотила
меня.
Разговаривая, Коссори и Мойши дошли до конца улицы. В Шаангсее все
большие улицы были словно без конца и без начала. Она выходила на широкую
площадь - Мойши тут никогда не бывал, - окруженных двухэтажными домами с
ажурными чугунными бал копчиками, тянувшимися бесконечной линией, как
какоето гротескное украшение. Площадь была пустынна, и хотя дома были явно
жилыми, вид у них был покинутый, что было просто немыслимо для
перенаселенного Шаангсея.
- Городские дома богачей, - сказал Коссори, словно прочитав мысли
Мойши. - Многие из живущих в Запретном городе находят удобным иметь дома в
ближних нижних кварталах города - иногда им приходит в голову поваляться в
грязи вместе с простым народом. - Он резко, неприятно рассмеялся.
Как же он ненавидит власть в любом ее проявлении, подумал Мойши. И как
же он завидует богатству жирных торговцев, которые являются истинными