"Эрик Ван Ластбадер. Воин Опаловой Луны ("Воин Заката" #4)" - читать интересную книгу автора

слова. Это была песнь об утраченной любви.
- Ладно. Может, это было не так уж и важно.

В деревне, где я родилась.
На площади бьет ключ.
На пестрой маленькой площади среди буков.
Там я встретила человека с моря.
От него пахло солью.
Водоросли обвились вокруг его ног...

- Зачастую в снах мы видим важные вещи, - продолжал Коссори и
философски пожал плечами. - А другой раз - кто знает?

Никогда я больше не видела его.
Моего человека с моря.
Может, его укрыла навек волна.
Но теперь я в Шаангсее -
И море всегда со мной.
О, мой человек с моря!

Они вышли к дому, недавно опустошенному пожаром, и сквозь дыру увидели
всю дорогу в верхнюю часть города. В больших дворцах в Запретном городе на
холме, где под оплаченным покровительством Чин Пан жили богатые торговцы,
все еще ярко горели огни. Тут и там на фоне огней вырисовывались фигурно
подстриженные деревья, словно коронованные звездами. Гдето рядом с жалобным
криком перелетал с дерева на дерево козодой. Теперь певица осталась позади.
Они свернули за угол. В глаза ударил свет, в воздухе висел сладковатый
запах маковой соломки.
- Как ты начал этим заниматься? - спросил он Коссори. - Я про коппо. -
Ему хотелось отвлечься от мыслей об этом сне.
Коссори тихонько присвистнул, передразнивая козодоя, но тот не
ответил - не то понял, что это человек его подзывает, не то улетел. Мойши
слушал монотонный стук их сапог по мостовой, мерцавшей в ночи. В лунном
свете тени были четкими и резкими, как отточенный меч.
- Сначала ради самозащиты. - В тишине голос Коссори звучал
неестественно громко. Только цикады стрекотали, даже ночные птицы
замолкли. - Я никогда не умел как следует обращаться с кинжалом или мечом. -
Он пожал плечами. - После того как меня дважды ткнули мордой в грязь, мне
хватило. - Они скользили в узком промежутке между фонарями Шаангсея, как
тени. Казалось, за пределами их света нет ничего, только головокружительно
гулкая пустота. - У меня тогда не было дома, - продолжат Коссори, - и потому
я обретался в единственном знакомом мне месте - на дамбе. Когда я был
помоложе, я приходил туда еще до рассвета, глядя на то, как огромные двух
или трехмачтовые шхуны заходят в порт или снимаются с якоря с забитыми
товаром трюмами, предназначенным для дальних краев. И, - хихикнул он, - я
представлял себя спрятавшимся глубоко под палубой, забившимся среди мешков с
рисом, там, где меня никто не отыщет, представлял, что я вылезаю только
тогда, когда мы уже далеко в море, слишком далеко, чтобы возвращаться, и
представляюсь капитану, какомунибудь высокому сильному человеку с
выдубленным морским воздухом и солнцем лицом, и предлагаю ему свою службу в