"Мартти Ларни. Хоровод нищих" - читать интересную книгу автора

кошелечки ее век игриво затрепетали.
- Пойду сяду вон там, на опушке леса, - продолжал Еремиас. - На лоне
природы, дорогая хозяйка, пища кажется во много раз вкуснее.
- При этом еще надо иметь поэтическую душу, как у вас. Ну вот, опять
начала потеть...
Аманда глубоко вздохнула, и в ноздри Еремиасу ударил сильнейший аромат
крепких напитков. С их помощью можно снять излишний блеск как с мебели, так
и с людей. С Аманды Мяхкие алкоголь удалил излишнюю скромность.
Но Еремиас сделал вид, что ничего подобного не заметил и направился к
опушке ближнего леса, где приближающийся вечер уже наводил легкие тени. Там
он уселся на небольшом пригорке, вокруг которого рос клевер, и жадно
принялся за еду, погружаясь в воспоминания о былых годах. Из деревни
доносились голоса детей и звуки мандолины. Малышку Лех-тинена, единственного
музыканта в Денатуратной, отпустили из муниципального приюта на короткие
летние каникулы.
Но ничто не могло помешать Еремиасу. Он сидел, ел блины и вспоминал.
Жизнь человека подобна гармонике: растягивается и сжимается. Насколько же
сплюснулась его жизнь за последние годы! С грустью вспоминал он минувшее,
когда владел домом и землей под Выборгом. В те годы жизнь была настоящим
праздником, сплошным беззаботным воскресеньем. Он жил в доме вместе с сыном
Йере и верной экономкой Импи-Леной. Сын доставлял отцу одни огорчения:
бросил учебу и ударился в стихоплетство. Поэзия для Еремиаса никогда не
становилась помехой, но поэтов он считал возмутителями спокойствия. Почти
три года Йере сочинял стихи и небольшие пьесыьтри из них были опубликованы,
но так и не увидели сцены. Йере к тому же страдал тягой к дальним
странствиям. Побывал в Америке, объездил всю Европу, пока не прекратились
денежные переводы из дома. После двухлетней увеселительной поездки он
вернулся домой и удостоверился, что отец потерял все, за исключением
характера. Перед ними открылась пустынная дорога и одухотворенная бедность,
которую оба встретили с достоинством. Они убедились, что до царя далеко, а
до Бога высоко, что в переводе на язык простого люда означало: денег
обедневшим богачам взаймы никто не даст.
Йере Суомалайнен смирился с изменившимися условиями. Он никогда не
работал в полном смысле этого слова. Следовательно, уж кого-кого, а его
нельзя было обвинить в том, что в стране свирепствует безработица. В молодые
годы Йере воображал себя также великим изобретателем, пока не обнаружил, что
все его изобретения уже давно изобретены другими. Он не изменял мечтам,
просто мечты предали его. Из Йере ничего не получилось, поскольку он всерьез
считал себя прирожденным поэтом, который полон тревог и волнений, и
неустанно выпускал из-под пера никому не нужные опусы. И все-таки отцу не
приходилось ползать на коленях перед чужими людьми, протирая штаны до дыр,
поскольку Йере, каким бы он ни был хреновым поэтом, после краха отца кормил
его и себя своими опусами. По мнению Еремиаса, это было самым большим чудом
человечества. Но в кризисные годы в Финляндии, казалось, все происходило
шиворот-навыворот.
Солнце уже пряталось за край леса. От него оставался лишь узкий
краешек, но день оставался по-летнему теплым. Проходивший мимо местный поезд
выпустил огромные клубы дыма, а со стороны шоссе продолжали раздаваться
звуки мандолины. Все шли в сопровождении песни крошки-музыканта, которая
предрекала его близкое умопомешательство: